Как-то, года два спустя, при встрече со старым приятелем он стал рассказывать о своих делах. Друг внимательно слушал, потом сказал:
— Ну что ж, ту гражданку, что на мужа своего клеветала, можно понять и простить; этого Павла Малиновского можно понять, но нельзя простить; ну а тебя, дружище, ни понять, ни простить нельзя. На кой ляд тебе эти хлопоты, скажи, пожалуйста? Не лучше ли жить тихо и мирно, как я?
«Нет, приятель! Если уж на то пошло, я слепо влюблен. Влюблен в свою нелегкую работу, которая вся, от начала до конца, — мысль, поиск, действие, служение людям. Это жизнь. И если гражданка Н. благодарна мне за свое спасенное от разорения семейное гнездо, если Павел Малиновский, выйдя на свободу, станет честно жить и трудиться, — разве это не добрая цена за тот фосфор, который я день и ночь трачу из-за них? Нет, кто вкусил эту работу, добровольно от нее не откажется».
Он ничего такого не сказал товарищу, может быть, потому, что это прозвучало бы слишком громко. Но в тот вечер он потерял друга…