Клиф отдернул руку, и Эди увидела в его глазах изумление – так глядел бы лунатик, проснувшись ночью посреди своего двора.
– На сегодня все, пора кончать, – резко произнес он, вскакивая с места, и, отвернувшись от Эди, принялся судорожными движениями укладывать вещи в сумки.
С минуту Эди сидела неподвижно, все еще пораженная тем, что его прикосновение так сильно подействовало на нее. Когда Клиф гладил ее ногу, ей хотелось, чтобы это длилось без конца, чтобы его губы последовали за рукой по начертанным ею невидимым путям.
Внезапно Эди нахмурилась, захлестнутая смущением. Как ее может так влечь к нему, когда она почти его не знает, не уверена даже, нравится ли он ей? Смех, да и только! К ней так давно не прикасался мужчина. Возможно, коснись ее ноги любой другой, реакция была бы такой же.
– Помогите! Выньте меня из кровати! Жалобный вопль бабушки подстегнул Эди, вырвал ее из задумчивости. Она встала с дивана, чуть поморщившись, когда наступила на больную ногу, и увидела, что Клиф сложил сумки и готов уйти. Он уже подошел к двери, затем остановился, взявшись за ручку, и повернулся к ней.
– Вы вчера спросили, женат ли я, и я ответил: «Нет». – Эди кивнула, и он продолжал. Глаза его – темные, мрачные, как зимняя ночь, – были устремлены на нее. – Я был женат. Три года.
– Что случилось?
Эди знала, что не имеет права спрашивать, что у него нет никаких оснований ей отвечать. Но вдруг ей показалось жизненно важным узнать ответ. Этот человек с неулыбчивыми глазами, ни с того ни с сего впадающий в беспричинный гнев, был для нее неразрешимой загадкой. Возможно, его ответ окажется ключом, который поможет ей решить ее.
– Жена бросила меня, – голос был тусклый, бесстрастный. Прежде чем Эди успела задать еще какой-нибудь вопрос, Клиф исчез.
– Ты должен освободить меня от этого задания. – Клиф сидел в кабинете Уолта, у его стола. Было два часа дня, а он еще не спал после своей ночной вахты. О, он пробовал уснуть, но что толку – он беспокойно метался в постели, проклиная судьбу за полученное задание и Эди Тернер.
– Невозможно, – сказал Уолт, затем нахмурился. – Ты похож черт знает на что. Кажется, я велел тебе постричься.
– Я похож черт знает на что, потому что не спал целые сутки и не имел времени постричься. – Клиф сердито посмотрел на Уолта. – Ты собираешься освободить меня от этого задания или нет?
– Нет, – отрезал Уолт и вздохнул. – Клиф, ты и сам знаешь, как нам не хватает людей, когда мы ловим торговцев наркотиками. Последние два года я из кожи вон лез, чтобы дать тебе живую работу, но пора и тебе время от времени заниматься тем, что не очень интересно. Это будет только справедливо. – Уолт пригладил густые седые волосы. – Что, возникла какая-нибудь проблема?
– Как сказать. Бабушка думает, что я половой извращенец и стремлюсь созерцать ее перезрелые прелести, а внучка, Эдит… – Клиф внезапно замолчал и тяжело вздохнул. Что он мог сказать? Что Эдит Тернер удивительно хороша собой? Что она вышла утром из спальни в короткой ночной сорочке персикового цвета и у него закружилась голова? Раздался стук в дверь, и Клиф облегченно вздохнул.
– Войдите! – крикнул Уолт.
В комнату вошел Джон Гибсон, один из агентов по борьбе с наркотиками.
– Как дела, Марчелли? – приветствовал он Клифа, затем обратился к Уолту: – Вы хотели видеть меня, шеф?
– Садитесь, подождите минуту. – Уолт указал молодому офицеру на стул у стены и вновь обратился к Клифу: – Так в чем проблема с Эдит Тернер? Она что, доставляет тебе неприятности?
Клиф подумал о ее ноге у себя на коленях, о коже, гладкой, как шелк.
– С ней трудно иметь дело, – выдавил он, корчась от боли в животе.
Рука Уолта взъерошила волосы, они встали дыбом, как по стойке «смирно».
– Послушай, дружище, я прошу у тебя всего две недели. Я знаю, наблюдение куда легче вести из нежилого дома, но в данном конкретном случае это невозможно. Квартира Эдит Тернер – самая выгодная позиция.
– А нельзя их временно выселить? Пока мы не кончим? – горестно спросил Клиф.
Уолт пожал плечами.
– Пожалуй, можно. Но это густонаселенный район. Начнутся разговоры. Все может пойти насмарку. И не забывай, что у нас ограниченный бюджет. Чтобы заплатить людям за переселение, нужны большие деньги. – Уолт вздохнул. – Клиф, постарайся выполнить эту работу, – он взглянул на Клифа в упор. – Склад – самое средоточие их активности. Я хочу, чтобы это дело лопнуло. Через полгода я ухожу в отставку, и, если мне удастся провести все как надо, я уйду со службы в сиянии славы.
Клифу хотелось протестовать. Хотелось бежать на край света от этого задания. Но, глядя в глаза человека, который тринадцать лет был ему не только шефом, но и другом, он знал, что выполнит свой долг до конца. Это самое меньшее, что он мог сделать для того, кто последние два года помогал ему не сойти с ума.
– Хорошо, – сказал Клиф, и рука автоматически потянулась к животу, где его давнишняя подруга-язва громко заявляла о своем неудовольствии. Клиф встал. – Я закончу наблюдение, но ты мой должник.
Уолт расслабился. Было видно, что капитуляция Клифа сняла камень с его души.
– Верно, и я расплачусь с тобой, как только ты сходишь к врачу показать свою язву.
– Угу, – Клиф улыбнулся кривой улыбкой, зная, что и не подумает это делать. Он кивнул Уолту и Джону и вышел из участка.
Ему следовало пойти домой и поспать хотя бы часа два, прежде чем возвращаться в квартиру Эди, но сейчас он меньше всего думал о сне.
Он вел машину без всякой цели, и перед его мысленным взором вставали мучительные картины. Эдит Тернер. Когда она вошла в комнату сегодня утром, он знал – она еще не проснулась и не помнит о нем. Он знал, что должен кашлянуть, подать сигнал, напомнить о себе, но в тот миг он потерял способность говорить, не мог двинуться с места. Его охватили забытые чувства, чувства, которые он давно уже себе запретил.
Немало времени прошло с тех пор, как женщина вызывала в нем страсть и он испытывал жгучее наслажденье, держа ее в своих объятьях. Клиф и не вспоминал об этом. Он похоронил все это, когда от него ушла жена. Он не хотел испытывать желанья. Он не хотел испытывать никаких чувств. И вот впервые за два года в нем вновь проснулся живой человек. Это смертельно его испугало.
Несколько минут после того, как Клиф ушел, Эди стояла, уставившись на дверь, и раздумывала над его последней фразой.
«Жена бросила меня». Никогда еще Эди не слышала, чтобы слова звучали так холодно, так мертво. Все время, что она собирала осколки стакана, ее преследовала эта фраза. Что случилось с их браком? Почему он пошел вкривь и вкось? Запрятав эти мысли поглубже, Эди принялась поднимать с постели бабушку и кормить ее завтраком.
После завтрака Эди усадила старушку на диван, включила телевизор и положила ей на колени коробочку с бижутерией. Бабушка радостно улыбнулась, получив свои сокровища, руки ее осторожно перебирали разноцветные стекляшки.
Оставив бабушку за этим мирным занятием, Эди взялась за посуду. Интересно, какая она была, его жена, подумала Эди, счищая с тарелок остатки пищи, прежде чем положить их в посудомоечную машину. Возможно, святая, если столько времени смогла его терпеть. А сам он, какой он был муж, спросила себя Эди, протирая плиту. Откуда ей знать, она даже догадок строить не может. Ей ничего о нем не известно. Ну, почти ничего, поправила себя Эди, вспомнив жгучий накал его темных глаз, пожирающих ее. Пожирающих… сильное слово, оно вызывает в воображении образы храбрых рыцарей и невинных дев. Она не была невинной девой, а он далеко не рыцарь. И все же, когда его непроницаемые, затененные густыми ресницами глаза скользили по ее едва прикрытому телу, она ощутила трепет предвкушения, словно молодая жена, идущая на брачное ложе.
– Эди, душечка, вы не спите? – голос Розы и громкий стук в дверь вывели Эди из забытья; она увидела, что стоит с губкой в руке, глядя – и не видя ее – на сверкающую крышку плиты. Кинув губку в раковину, Эди пошла, чтобы впустить в дом Розу.