В полубреду-полуяви Татьяна Викторовна не помнила, как закончились утренние процедуры, прошел завтрак и явился с обходом врач, тот веснушчатый оптимистичный молодой человек, который главным лечащим средством против всех болезней полагал бодрое состояние духа.
— Не киснете?
— Напротив. Полна энергии.
— Ну и хорошо, я бы сказал, отлично!
— Доктор, выпишите меня домой.
— Скоро. Еще два небольших обследования. Вы заметили сегодняшнее ясное осеннее небо? Солнца не видно за крышами, но можно представить, как оно поднялось на востоке. Утро, солнце, жизнь. Так?
Он оставил палату, но через несколько минут возвратился. Быстрым, каким-то подчеркнуто энергичным шагом приблизился к постели Татьяны Викторовны, сел.
— Скоро мы вас выпишем. Запомните: надо бороться с горем. Нельзя опускаться. Следите за своей одеждой, прической, квартирой. Не избегайте развлечений. И боже вас сохрани, в припадке тоски обратиться к рюмке — извините, нам известны такие случаи, неизбежно ведущие к гибели. У вас чудный парень.
— Откуда вы знаете?
— У него на лице написано — чудный.
— Если бы все доктора были такие, как вы, — сказала Татьяна Викторовна.
Он вспыхнул, веснушки его загорелись.
— Мой идеал — Чехов, — сказал он. — Но до идеала идти и идти.
— А вы и идите, — улыбнулась Татьяна Викторовна.
26
Это утро, зарю которого Татьяна Викторовна не увидела из больничной палаты, Яков Ефимович встречал в колхозе «Отрадное». Зари и там не было. Было странное небо, все как бы затянутое голубовато-сизым занавесом, и на восточной стороне, невысоко над горизонтом, висел небольшой темно-багровый шар солнца. Яков Ефимович дожидался на центральной усадьбе попутного грузовика, которым намерен был добраться до станции, и глядел на солнце.
Такого солнца он не помнил, не видывал. Небольшой вишнево-красный шар, без лучей, — знамение чего-то таинственного.
Несколько женщин, как и Яков Ефимович, дожидались грузовика, чтобы везти на рынок огурцы, укроп, репу, разные овощи с личных огородов.
— Бабоньки, гляньте, солнце-то кровью налилось, видать, беду кажет, — говорила одна.
— Не к войне ли, спаси бог, или болезни худой, — вторили ей.
— Бабоньки! Хозяин бежит. А грузовика нет. Неужто в грузовике отказал?
Хозяин, то есть председатель колхоза Михаил Никанорович Дружинин, действительно почти бежал, во всяком случае, поспешно шагал, в распахнутой замшевой куртке и сдвинутой на ухо соломенной шляпе.
— Яков Ефимович! — издалека закричал он. — Уморил ты меня. По хозяйству сотня задач, а я за тобой гоняюсь. Доброе утро, товарищи женщины. Заказан грузовик. Сейчас подойдет. Езжайте, торгуйте — ваш труд, ваше право.
Он подхватил Якова Ефимовича под руку и повел с центральной усадьбы по асфальтированному шоссе на проезжую дорогу к станции.
— Грузовик нагонит, тогда сядете, эй, товарищи женщины! — крикнул он. — Художнику место рядом с водителем забронировано. Он у нас гость почетный и до крайности нужный.
— Почетному да нужному гостю свою бы «Волгу» подали, — крикнула задорная какая-то молодайка.
— На своей «Волге» к большому начальству нынче ехать нужда, — отпарировал председатель.
За короткое время, которое Яков Ефимович провел в Отрадном, они сдружились. Каждый ценил в другом то, что ему самому недоступно.
Яков Ефимович дивился масштабам, размаху, успехам колхоза. Возможно, были недостатки в колхозе. Наверняка были, но Яков Ефимович их не заметил и заметить не мог, потому что колхозную жизнь представлял слишком поверхностно. Председатель же по-детски восхищался мастерством и талантом художников, тоже мало их понимая.
Они вспоминали Новодеева.
— Картинная галерея будет у нас, — говорил председатель. — Картинная галерея имени художника Новодеева. Жалко, эх, жалко, без времени ушел человек! Жить бы, людей своим творчеством тешить. Чистый был человек, некорыстный. А позволят нам его имя присвоить нашей картинной галерее? У нас любят героям посвящать. А чем он не герой? Он герой творчества. Добился своего Новодеев, нам картинную галерею подсказал, его имя и дадим. Мы богаты, походи по домам: телевизоры, гарнитуры, холодильники, полный достаток. Производственный план выполняем. В миллионеры поднялись. А не хватает чего-то. Красоты душа просит.