Мадам резко сбросила шубу на пол. Наверное, этим она хотела сказать, что в своем доме сама решает, где и как ей складывать вещи.
– Послушайте, Дина Алексеевна, похоже, мы с вами стали жертвами мошенников.
– Это вы стали жертвой. У меня все документы в порядке.
– У меня тоже в порядке! – опять сорвался на крик Левин. – Точно такое же свидетельство о собственности на эту квартиру лежит в сейфе моего друга!
– Титова?! – прищурилась мадам.
– Да… Да какая разница! Нет, вы определенно смахиваете на авантюристку!
– А вы на авантюриста.
– Вон из моего дома! Если вы не от Титова, конечно. Если от Титова, то можете переночевать в туалете. Меня это не стеснит.
– И после этого вы утверждаете, что десять лет преподавали в Оксфорде? Что, позвольте узнать? Хамство?!
– Я вызываю милицию.
– А я «Скорую» психиатрическую.
Они оба схватили мобильники, начали тыкать кнопки, но, схлестнувшись взглядами, одновременно поняли весь идиотизм ситуации и отбросили трубки на подоконник.
– В жизни не попадал в более глупую ситуацию, – пробормотал Левин. – В каком агентстве недвижимости вы заключали сделку?
– А вы в каком? – спросила она, вынимая из своего баула зажигалку и сигареты и привычно закуривая.
– В агентстве «Юпитер». Я купил эту квартиру вчера!
– А я позавчера! – оживилась мадам, выпуская струю дыма практически в лицо Левину. Он не выносил сигаретного дыма, поэтому замахал руками, закашлялся и распахнул форточку. – Позавчера! А?! Что вы на это скажете?! – пошла на него буром мадам, по дороге захлопнув форточку. – Я купила квартиру первой, правда, увы, все в том же неблагонадежном агентстве «Юпитер». Скажите, с каким риелтором вы работали?
– Маленькая такая… пигалица, черненькая, букву «р» не выговаривает. Зовут Лариса Борисовна. Она представилась «Лагиса Богисовна»…
– Странно. Мою тоже звали Лариса Борисовна, но она блондинка и букву «р» выговаривала отлично. Ростом тоже небольшая, худенькая, лет тридцати, ходила все время в ужасном мохеровом черном берете, надвинутом на глаза.
Они уставились друг на друга, как дуэлянты, которые примериваются, как точнее попасть в уязвимое место противника.
– Боюсь, нам придется долго судиться, – открыв форточку, сухо произнес Левин. – Но в конечном итоге эта квартира все равно достанется мне.
– Почему?!
– У меня денег больше, – улыбнулся Левин.
– Уж не потому ли вас бросила ваша Клэр? – Она тоже растянула губы в улыбке, выпустив дым через нос.
Левин дернулся, словно его огрели хлыстом по щеке.
Он сболтнул ей про Клэр?!
И эта черноволосая дрянь успела сделать какие-то выводы?!
Самое обидное то, что стерва попала в точку. Клэр ушла, потому что у него было недостаточно денег.
Левин открыл коньяк и большими глотками начал пить его из горла.
Как больно. Как странно. И как все нелепо… Почему он решил, что в России у него начнется новая, счастливая жизнь?
– Не смейте тут напиваться. – Она выхватила у него бутылку из рук и сама, без всякой брезгливости, сделала несколько глотков из нее. – Завтра сюда привезут мои вещи.
Коньяк сделал свое дело, Левину стало весело.
– Ошибаетесь, – сказал он. – Завтра я начинаю здесь ремонт. И ваши вещи мне очень помешают.
– То есть вы не вымететесь отсюда немедленно, прямо сейчас?! – Коньяк добрался до ее зеленых глаз, взгляд их слегка поплыл, зрачки расширились, и Левин отчетливо рассмотрел в них свое отражение.
– Нет, не выметусь, – твердо сказал он.
– То есть вы будете торчать здесь, пока все не выяснится?!
– Буду.
– Боюсь, я вас убью.
– Боюсь, сперва я.
– Какая бы афера не крылась за всем этим, квартиру я вам не отдам.
– Могу сказать то же самое, мадам.
Она вышла с гордой спиной, шибанув дверью так, что зазвенели оконные стекла.
Левин поднял с пола шубу и брезгливо, двумя пальцами удерживая за воротник, повесил на гвоздь, торчавший в стене. Он не любил беспорядка. А еще он ненавидел горькие духи, и потому, чтобы перебить аромат, исходивший от шубы, понюхал лимон.
Квартирка была на Арбате…
Дина прорыдала всю ночь.
Этот мужлан, с габаритами Депардье и породистым лицом дипломата, храпел, как бульдог с деформированной носоглоткой.
Только с ней могла приключиться такая история.
Только она со своей «везучестью» могла купить квартиру у мошенников, при том что на рынке недвижимости все давно устаканилось и полно надежных, проверенных посредников.
Агентство «Юпитер» ей порекомендовала мама. Маму она перестала слушаться, едва достигнув сознательного возраста, но тут отчего-то послушалась.
И вот получила.
Он будет здесь делать ремонт и храпеть за стенкой…
Она – вить гнездо и рыдать по ночам.
Ну не дура ли?!
Дина взяла мобильник и набрала номер матери.
Матушка ответила быстро и таким резвым голосом, будто посреди ночи занималась гимнастикой.
– Ну, спасибо тебе, – прорыдала Дина в трубку.
– За что, дочуня?! – Мама всегда иронически относилась к своему статусу родительницы и придумывала самые нелепые производные от слова «дочь».
Дина приложила мобильник к стене, которая вибрировала от раскатистого храпа.
– Ну, как тебе? – наконец поинтересовалась она у матери.
– Музыкально, – одобрила мать. – Большой кобелина?
– Немаленький.
– Красивый?
– Депардье в очочках.
– Что за порода такая?
– Английская. Русского разведения.
– Дорого отдала?
– Все, мама! Все, что у меня осталось после развода со Стасом!
– Ну, ничего, донька. На алиментных щенках отобьешь свои деньги обратно!
– Каких щенках, мама?! Мою квартиру в агентстве, которое ты посоветовала, продали дважды! Мне и какому-то… мудаку, который только что вернулся из Англии! Мы вынуждены ночевать вместе! Это он храпит за стеной!
– Какой ужас, – невыразительно ужаснулась мать. – Но он хотя бы одинок, этот иностранец? Без жены и детей? А на рожу не очень страшный?!
– Мама, о чем ты?
– О твоей неустроенности, донюня. Может, пусть живет очкастенький? Будет кому ремонт сделать…
– Мама! – взвыла в отчаянии Дина. – Мне предстоят суды, допросы, разбирательства, а может, даже – потеря квартиры и денег, и все по твоей вине! А ты…
– Досечка! Ну при чем тут я?! Подумаешь, агентство посоветовала! У него реклама красивая в газете была. Ты же меня все равно никогда в жизни не слушалась!
Дина нажала отбой и уткнулась носом в подушку. Искать сочувствия у мамаши было бессмысленно. Она жила в каком-то своем непонятном мирке, своими немыслимыми понятиями. Она все переворачивала с ног на голову, в белом усматривала розовое, в черном – непременно голубое. Они с матерью всегда были настолько разными, что даже за чаем через пятнадцать минут ссорились. Проживание под одной крышей грозило нервным срывом обеим.
Дина вздохнула, закрыла глаза и стала считать верблюдов.
На тридцатом воображаемом белом верблюде она всегда засыпала. На этот раз она досчитала всего до пятнадцатого верблюда. Заснула, несмотря на храп за стеной и душившие ее слезы.
После разговоров с мамой Дина легко и с большой охотой отключалась от действительности.
Левин не сомкнул глаз до утра.
Мало того, что мадам заняла единственный в доме матрас и спать пришлось на полу, подсунув под голову скрученное пальто, так она еще вздумала храпеть, как пьяный сапожник.
Вот уж не думал он, что такое тщедушное тельце – «ни рыба ни мясо» – может издавать такой противный, вибрирующий храп.
…Клэр спала тихо и сладко, как новорожденный ребенок. У нее было легкое дыхание, нежная розовая кожа на щеках и трепещущие во сне ресницы. Он любил смотреть и слушать, как спала Клэр. Любил ощущать ее юную близость, ее фантастическое присутствие рядом, от которого счастье захватывало его, не давая дышать и думать.
Английская сказка обернулась московским кошмаром.
От храпа за стеной к вискам подбиралась пульсирующая боль, грозящая перерасти в жестокий приступ мигрени.