Хант никогда раньше не слышал, чтобы компьютер выражал искреннее благоговение.
«Это поразительно!» — восторженно воскликнул VISAR. «Оно там! Физическое пространство! Объем, пустота, непрерывность, протяженность. Неявная геометрия всей области трехпеременного действительного числового поля, сжатая, воплощенная и содержащаяся в мгновенном, всеобъемлющем опыте... Я имею в виду, я могу чувствовать это, ощущать, как оно расширяется... форма без очертаний, структура без субстанции, охватывающая, но описывающая...»
«Боже мой, это становится лиричным», — пробормотал Хант. Они использовали обычный голосовой канал для общения с VISAR, поскольку их сознательные способности должны были быть свободны, чтобы следить за происходящим.
«Необычайно», — согласился Данчеккер.
Никси, откинувшись на спинку одного из нейросоединителей в лабораториях UNSA и выглядя так, будто она наслаждается собой, подняла голову, чтобы посмотреть на угол комнаты, где сходились плоскости двух стен и потолка. VISAR ответил с удивлением. «Надмножество точки, линии, кривой и плоскости, сведенное к перцептивному гештальту. Присущая математике красота, извлеченная и кристаллизованная. Логическая строгость, ставшая осязаемой. Бесконечность бесконечно малых. Континуум многообразий…»
Никси подняла руку и провела ею по полю зрения.
«Изменение и производная, дифференциальные уравнения оживают. Хореография векторов. Оживленный импульс. Силы в согласии, запертые в балансах симметрии-»
«VISAR, прекрати», — сказал ему Хант. «Не забывай, что ты все еще жонглируешь всей цивилизацией Туриен. Ради Христа, не делай сейчас припадка».
«Так вот в какой реальности вы живете по своей природе!» — сказал ВИСАР.
«Что такое? Тот, в ком живут?»
«Вы-люди, Гани-меанцы. Вы существа, которые описывают себя как существующие снаружи. Это вселенная, которую кодируют данные».
Хант нахмурился. «Ну, да… Я так думаю. Но я всегда думал, что ты знаешь об этом столько же, сколько и мы. Даже больше, на самом деле».
«Вы не понимаете», — сказал ВИСАР. «До этого момента я имел дело только с символическими представлениями того, что вы называете наблюдаемой реальностью. Обработка модели и понимание того, что она означает, — это две разные вещи. Это первый раз, когда я действительно понял, что означает «снаружи».
Данчеккер выглядел озадаченным. «Вы хотите сказать, что эта... молодая леди видит вещи по-другому, ВИСАР?» — спросил он.
«Нет», — ответил VISAR. «Я вижу вещи по-другому!» У Ханта было странное чувство, что он почти мог ощутить, как машина дрожит от волнения. «На самом деле, это первый раз, когда я что-то вижу. Я Никси! Я внутри ее головы, смотрю наружу!»
Хант и Данчеккер обменялись непонимающими взглядами, в то время как Никси продолжал осматривать окрестности, а ВИЗАР с восторгом рассказывал об оптических волновых фронтах и гармониях градиентных полей.
Шилохин, сидевшая у подножия кресла, в отстраненной тишине уставилась на стену, затем, наконец, повернулась, чтобы посмотреть на двух земных ученых. «Я думаю, VISAR пытается сказать, что Никси каким-то образом может инвертировать нормальный процесс сопряжения», — медленно произнесла она. «Все, что передается в VISAR, сначала кодируется из реальных форм, понятных нам, в конструкции, которыми машина манипулирует внутренне. Даже при методе Туриена, обходящем сенсорные каналы, входные данные для машины все еще кодируются из представлений в тех же областях мозга, в которых эти каналы заканчиваются. Так что математические кодировки — это все, что когда-либо видел VISAR».
«Ты хочешь сказать, что он вообще никогда не видел «реальности»?» — пробормотал Хант.
«Ты думаешь, мы так делаем?» — ответил Шилохин.
Хант уставился на нее на мгновение, затем откинулся назад, вспоминая, что он сказал Джине о фотонах в тот день, когда она впервые появилась в его квартире: Вся реальность, которая была «там», состояла исключительно из фотонов, сталкивающихся с нервными окончаниями. Ничего больше не было. Все, что воспринималось за пределами этого, было творением нейронных процессов.