-Там, - дрожащим голосом продолжил Джек, - я положил тебе немного денег. Если нужно что будет – звони всегда. Я не сменю номер, буду твой звонок дожидаться.
Бедный, бедный мой Джек. Что прикажете делать с этой мужской похотью – она всякий раз побеждает любовь. Шла по дороге и думала о нем, о том, что с нами было, о том, что с нами будет. Хорошо, что я ушла, так должно было быть лучше. Домой я поехала с попутчиком, он любезно согласился подвезти меня до города. Мы немного разговорились с этим старичком.
-Вы откуда в такую рань?
-Из дома.
-В такой глуши живете, а ведь молодая. Вам бы в город.
-Мы тут не долго были с мужем.
-У вас и муж имеется? Сколько ж вам лет, деточка?
-Восемнадцать.
Хороший был старик. Один из таких случайных людей, которым выбалтываешь свою историю в дороге, глядя на маячащее, уходящее прошло в окне, и сам оглядываешься на нее.
-Моей дочке вот скоро тридцать, а она все одна, одна. Вот расскажу ей про вас сегодня, пускай берет пример, - громкий хриплый смех.
-Да не стоит, все будет, когда время придет.
-Да уж пора бы. Вы-то сами вон как рано замуж пошли.
-А я по глупости. Я другого любила, а когда нашелся хороший человек, пошла за ним. Знаете, хотела из дома наконец уйти, с родителями было нелегко. Думала, что у нас с ним все выйдет, но не вышло…
Лицо водителя стало серьезнее, ему захотелось вытянуть из меня этот рассказ.
-И что же вы? Ушли?
-Да, вот видите, домой еду.
-А что ж не так было?
-Вчера он сказал, что был с другой.
-Вот так пришел и рассказал?
-Да, а потом долго просил прощения…
-Не простила?
-Не простила.
Вот в машине снова стало неловко и тихо. Старик тяжело вздохнул и по-отечески поглядывал на меня, потрепанную, грустную пару минут.
-Я вам так скажу: если любовь есть – все можно простить. Вы подумайте, вдруг вы от счастья своего бежите? А вдруг кроме него вам ни с кем так хорошо больше не будет. Глупая ошибка часто все рушит, поверьте моему опыту. Но никогда не поздно сделать шаг навстречу друг другу.
Улыбка невольно скользнула по моему лицу:
-Спасибо вам, я постараюсь все исправить.
И, о, ирония! Тут мне на телефон пришло сообщение… От моей любви.
II
Наверняка, в вашем окружении есть такой расчетливый зануда, который то и дело опускает бедных мечтателей своим «любви нет, и все бред», ну и все такое. В компании своих друзей такой занудой всегда была я. Очень скучаю по тому времени, когда я с уверенным возгласом буквально кричала на всю улицу: «Нет, ребят, никакой романтики. Я выйду замуж только за того, кто будет хорош собой, богат и будет дорожить мной больше, чем я дорожу им». Знала бы я тогда, что так оно и выйдет, вот только счастья это особо не принесет. Но какая тщеславная шестнадцатилетняя девочка со смазливым личиком будет бояться своих глупостных мечтаний? Ни одна.. В то светлое школьное время мы все активно мечтали и перебивали одна другую в рассказах о том, как нам казалось, обязательно должна сложиться жизнь, чтобы устроить весь Земной шар. И все, знаете ли, складывалось в одну прекрасную четкую картинку. Делать нам это более всего нравилось по дороге домой с уроков, особенно весной. Пожалуй, из всего школьного времени именно те солнечные, пропитанные запахом жары и акаций дни, с удушливым пухом, что простирался на весь проспект , ярче всего всплывают в моей памяти. Я так люблю все, что происходило тогда, все наши прогулки, все разговоры, все то новое, что только-только вставало на нашем жизненном горизонте. Что-то прекраснее трудно себе представить.
Я знаю, что не у всех период учебы – светлый момент жизни, но именно таким он был у меня. Честно говоря, с течением времени, забывается подавляющее большинство неприятностей и страхов из школы – остается только все самое веселое, радостное. Порой задумываешься, чем обусловлен такой избирательный подход к произошедшим событиям. Лично мне кажется, что все связанно с полным отсутствием опыта в подростковое время. Нет, правда. С периода от пятнадцати и до восемнадцати (да, даже до того времени, когда я уже была замужем) все мое существование ограничивалось друзьями, книгами, кино и мечтами. Вот и все. Мир был таким тесным, что все мало-мальски интересное, необычное и удивительное, что происходило с другими людьми, казалось выдумкой, невозможной далью, которая вряд ли когда-нибудь может случиться с тобой. Думаю, это главная причина, почему я настолько привязалась к Джеку и так мягкотело просвещала ему всю свою жизнь, каждую минуту, каждую свободную мысль. Потому, что он стал моей сказкой, которую я так долго искала в своей прозаичной, скучной жизни.
Мое полное имя – Мариам. Самые близкие люди (спасибо им огромное) называют меня правильно, Мари, с ударением на первый слог. Те же, кто не желает ломать себе язык, выбирают привычное на французский манер Мари, с ударением на второй слог. Встречались варианты Маш и Марин, что огорчало и смешило меня более всего. Джек называл меня Мэри… Я так полюбила это свое имя, что, в конце концов, сама запуталась в том, как же на самом деле правильно называть это тело. Ведь ни одно звучание Мари несравнимо с его тонким, трепетным Мэри из любимых губ. Катю мы представили ему как Кейт, она тоже была не против. Так мы и играли в Америку. Бедняга Джек так и не понял, почему Свету и Владу звали так «странно», а мы с Кейт с нормальными именами. Хотя когда мы представили ему Монику, он махнул рукой на ситуацию с именами тут.
Возможно, следует рассказать вам обо всем по порядку. Наша мирная жизнь протекала в Одессе. Если вы американец и читаете это, то нет, это не та Одесса, что в Техасе. С Джеком тоже так случилось. Это было во время нашего первого разговора по скайпу. До сих пор помню это чувство крайнего волнения, страха и не желания расставаться. Мы говорили о всяких мелочах, глупостях, вспоминали моменты из наших разговоров, как же это было мило. Он вдруг перебил меня и спрашивает: «Почему ты писала, что живешь в Одессе? Это что, розыгрыш такой?» Я рассмеялась над его словами. «Конечно, нет, это город тут, в Украине, между прочим, довольно большой. Ну как бы тебе объяснить… Вот все равно, что ваши столицы штатов» На его лицо выразилось глубочайшее удивление: «Ну надо же…»
Кем бы вы ни были, и куда не вела бы вас судьба, все всегда берет начало из семьи – говорю как подруга будущего психолога. Моя семья была и остается маленькой. Когда в мои три года мы переехали в Украину из Грузии, нас было трое: мама, папа и я. Вот и вся моя семья. Конечно, потом к нам кто-то приезжал, мы сами кого-то навещали, но со своей семьей я всегда олицетворяла только этот узкий круг людей. У меня самые лучшие родители: они всегда любили меня, всегда баловали, всегда поддерживали. Не обходилось и без недопониманий, но без них ни у кого не обходится. И то они пришли гораздо позже, как у всех, в переходном возрасте. А до восьми лет меня смело можно назвать заласканным ребенком. До встречи с Джеком мы жили все время жили в одном и том же крохотном дворе, но сменили три квартиры в соседних домах. Первую я совсем не помню, вторая была на втором этаже, маленькая, двухкомнатная. Она мне нравилась. Родители очень много времени проводили на работе, поэтому нередко я сидела дома сама. Отрывки из того времени все время крутятся в моей голове. Дворовых друзей я так никогда и не завела, и в такие компании, плохо ли, хорошо ли, я никогда потом и не вливалась. Все время формирования моего детства проходили в изобилии игрушек, ТВ, книг и воображения. Когда все расходились по работам, после школы или на каникулах, находилось, чем заняться. Можно было долго читать всякие истории или что-то познавательное. Был период, когда я упорно стремилась к врачеванию. Однажды мы с папой увидели в магазине большущую энциклопедию человека, в которой было вывернуто наизнанку все в homo sapiens от эволюции до психологии. Папа, не раздумывая, купил мне ее. Можно вспомнить много моментов, когда он так легко мог выкинуть кучу денег на мое желание. Мама никогда этого не одобряла, но то, что она могла быть права, никак не останавливало ни меня, ни папу. Он слишком сильно любит свою принцессу. И так было с каждой книжкой. Уже потом, через много лет, он принес мне стопку в десять книг, просто потому что я ненароком сказала, что мне нечего почитать. Вот поэтому-то папа и лучший: всегда слушает, всегда ловит каждое слово, всегда мечтает вместе со мной. Что тут скажешь, люби он маму, а она его чуть сильнее, мы бы так и остались идеальной семьей. А книжки все эти у меня хранятся, как сокровище. С течением времени каждое свободное место заполнялось книгой. Они лежали в шкафах, на полочках, на столах, под столами, на стульях и под ними, возле дивана и за ним. Уверенными темпами квартира приближалась к библиотеке, что создавало там больше пыли, но и больше уюта. Точно помню, что более всего мой мир перевернул Артур Конан Дойл, а за ним Агата Кристи. Именно их книги полностью поглощали мое внимание, забирали время и давали вдохновения. У каждого писателя есть книга, после которой он решает стать писателем. Для меня ими стали их книги. Я даже помню самые первые попытки написать что-нибудь стоящее, какую-нибудь детективную историю. Мне так хотелось создавать нечто такое же щекочущее нервы, нечто, что не позволяло бы оторваться от истории до самого конца, нечто поражающее своей реальностью происходящего и на все шесть чувств переносящее в описываемые события. Тем не менее, энтузиазма было много, а толку мало. Я так и не научилась выдумывать хорошие детективы. От этого осталась лишь любовь к кино и литературе подобного жанра. Зато через много попыток вышло создавать истории о жизни, ее странностях, закономерностях, быстротечности. В моих книгах не было ничего особенного, но те немногие, кто их читал, к моей безграничной радости, оставались довольны потраченным временем. Хотя я никогда не думала, что захочу написать о том, что действительно имело место быть в моей жизни. Но случается событие, оно тебя поражает, ты становишься увлеченным им и вдруг понимаешь, что твое собственное становится неплохим вдохновением. Надеюсь, что это не от недостатка фантазии, а от чрезмерной впечатлительности. Так или иначе, но книги одна за другой создавались мной. Как-то раз Света спросила меня, почему я хочу быть писателем. Я задумалась и дала ей единственный возможный ответ: потому что это то, что приносит мне больше всего радости. Всегда можно поделиться мыслями, хотя бы с самим собой, можно создать целый другой мир и управлять им, можно развиваться и суметь заставить своего читателя изливать слезы на страницы с текстом, смеяться во весь голос над диалогами, идти за своей мыслью, показать ему то, как ты видишь любое место и перенести его туда. Вот почему. Над каждой книгой думаешь о том, кем был ее автор. Книга – это, в любом случае, всегда немного обман. Особенно, книги по истории. Самые правдивые факты созданы из иллюзий множества людей. Не говоря уже об обычной художественной литературе. Автор всегда пишет о том, как все устроено его глазами. Порой читаешь книгу о неимоверных трудностях и невольно сочувствуешь писателю, а потом окажется, что он жил себе припеваючи. Или читаешь о любви, кажется, что он непременно все пережил сам, а в реальности - писал он в вечном одиночестве. И это лишь доказывает мое предположение о том, что писатель, прежде всего, окунается в нечто, чего он не знает, оставаясь при этом самой настоящей частицей своих произведений. Лично мне всегда больше всего нравились события, при которых автор предугадывал будущее в некоторой, большей или меньшей степени. Происшествия, когда история народов или новые изобретения были предсказаны в чьих-нибудь рассказах, написанных в прошлом, сильно волновали меня, тем более, после того, как такое иногда, хоть и в мелочах, случалось со мной. Но разве это не делает мир, в котором мы живем еще более загадочным и прекрасным. В такие моменты я вновь и вновь возвращаюсь к беззаботному ношею по квартире с глупыми фразочками, воображая себя кем-то великим, кем-то, кто ни от чего не зависит и смело правит своей жизнью. Вот такими и должны оставаться великие: детьми по своей сути, детьми, которые не бояться менять что-то, еще не бояться ошибиться, в которых есть страсть к тому, что они делают и которыми невозможно управлять общественным мнением. Таким, как ни прискорбно, чаще всего остаешься тогда, когда ты наедине с собой. Так происходит со мной за написанием и так часто происходило в моем детстве.