Как это — захотелось? И это все? Он же сказал, что скучал по ней, потом поцеловал, значит… Значит, что? Мартин вернулся в комнату, прервав ее размышления, и вручил ей чашку с кофе. Сам он сел на стул напротив нее, поставив свою чашку на пол. Он принял обычную позу, как всегда, когда собирался поговорить, — оперся локтями на чуть расставленные ноги, кисти свободно свисали.
— Только растворимый.
— Что?
— Кофе. Только растворимый.
— Какая разница, — беспомощно отозвалась Эрика.
— К тебе вернулся вкус?
Эрика покачала головой.
— Мартин…
— Шшш.
Эрика отвела взгляд от его лица и стала рассматривать камин. Ей не понравилось это «Шшш».
— Ты голоден?
— Нет, — ответил Мартин. — На меня влияет разница во времени.
— Опять мы вернулись к тому же, с чего начали.
— Надеюсь, что нет. Одни переносят ее нормально, другие нет. Я отношусь к последним. Перелеты вышибают меня из обычной колеи надолго. Наверное, это как-то связано с метаболизмом. Поэтому давай быстрее закончим наш разговор, Эрика.
Она удивленно взглянула на Мартина и тут же отвела взгляд.
— Какой разговор?
— Ты говорила, что хочешь остаться друзьями.
— Друзьями?
— Ты что, забыла? У меня уже кончается терпение.
— О чем ты говоришь? — прошептала она. — Ты ни разу не был терпеливым с тех пор, как мы поженились.
— Ты права. Итак?
— Что?
Мартин сделал глубокий вдох, словно собираясь сосчитать до десяти, и повторил вопрос:
— Ты хочешь оставаться друзьями?
— Конечно.
— Только друзьями? — продолжал он настойчиво.
Эрика беспомощно попыталась возразить:
— Я не понимаю, на что ты намекаешь.
— Ты все прекрасно понимаешь. Хочешь ли ты от меня большего, чем дружба?
Эрика в страхе отвела глаза.
— Отвечай же, Эрика.
Что же ответить, лихорадочно соображала она. Сказать «да»? А если это не то, что он ожидает? Сказать «нет» — значит положить конец всему.
— Да, — поспешно ответила Эрика. Мартин протяжно вздохнул, изучающе глядя на Эрику. Он улыбнулся:
— Много же нам понадобилось на это времени. Расскажи о себе, Эрика, — мягко попросил он. — Как ты жила в самом начале, до всего, что случилось? До поездки в Румынию? Я так мало о тебе знаю.
— Я тоже мало о себе знаю, — попыталась она возразить. — Мне бы не хотелось говорить о…
— Я знаю. Но сначала нам надо поговорить.
— Зачем? — умоляюще спросила Эрика.
— Потому что, если я коснусь тебя… — Глубоко вздохнув, он повторил: — Расскажи мне о себе.
Если он коснется ее? Эрику всю бросило в жар. Она ничего не соображала, кроме того, что он рядом, что он не возражает против «большего». Эрика откинулась на спинку дивана и устремила немигающий взгляд на камин:
— Он работает?
— Ты о чем? — не понял Мартин.
— О камине. Хорошо бы разжечь его, а?
— Согласен. Но не пытайся сменить тему. С кем ты жила после развода родителей? — настойчиво добивался он.
— С обоими. — Они перекидывали ее друг другу, как мяч. Она никому не была нужна. — То есть то с одним, то с другим. Мне не понятно, зачем они вообще заводили ребенка, — нехотя ответила Эрика и посмотрела ему в глаза. — Мартин…
— Нет. Продолжай.
Эрика тяжело вздохнула и продолжала с горечью в голосе:
— Если мать работала, меня отвозили к отцу. И наоборот.
— Чем они занимались?
— Антиквариатом, — коротко ответила она, потом усмехнулась: — Даже после развода родители сохранили общий бизнес. Живя почти рядом, они всегда спорили, кто должен взять меня. Сколько себя помню, они вечно спорили и ругались. И я часами просиживала в своей комнате, разговаривая с Пушем.
— Кто это — Пуш?
— Игрушечный панда. Как только мне исполнилось шестнадцать, я ушла из дома и устроилась в отель уборщицей, поскольку там предоставляли жилье. Я влюбилась в своего шефа. Ему было больше пятидесяти лет, он был вдовцом и имел трех дочерей, — продолжала Эрика. — Он итальянец. Для меня он был скорее отцом, чем любовником. Это он привил мне любовь к кулинарии и определил меня на курсы, позволив жить в своем доме, пока я сама не встала на ноги. Два года назад он умер, и я продолжаю навещать его дочерей, — грустно закончила свой рассказ Эрика.
— Ты рассказывала им об аварии?
Она покачала головой.
— Почему?
— Не хотела волновать их.
— Ты больше не встречалась с родителями?
— Нет.
— Надо же, какая Мисс Независимость.
— Да. А ты? — Похоже, у них началась игра в вопросы и ответы.
Мартин грустно улыбнулся:
— Мама умерла, когда мне было десять лет, а брат и сестра были еще младше.
— Она была полька?
— Да, очень красивая, с темными волосами…
— Ты ездишь в Польшу?
— Конечно. У меня там много родственников.
— И ты знаешь польский язык?
— А как же!
— А отец?
— Он умер, когда мне было двадцать три года. Он тоже был физиком. От него я унаследовал любовь к науке.
— И над чем ты сейчас работаешь?
— Над предупреждением схода снежных лавин.
— И что, получается?
— Надеюсь.
— Прекрасно. Теперь у меня будет возможность кое-что почитать по этой теме, и мы сможем вести с тобой научные беседы.
Мартин засмеялся, потом вдруг посерьезнел и тихо сказал:
— Я не хочу вести с тобой интеллектуальные беседы, Эрика.
Она замерла, чувствуя, как ее бросило в жар, потом в холод, и поставила на столик чашку с кофе, чтобы не расплескать.
— Чего же ты хочешь?
— Тебя.
Эрика посмотрела ему в глаза и с трудом проговорила:
— Тогда почему же мы…
— Потому что, стоит мне коснуться тебя, я потеряю всякий контроль над собой. А мне необходимо сохранять благоразумие, ради Шарлотты. Если бы нас было только двое, все могло обернуться иначе, — мы имели бы право совершать ошибки. Ты мне уже давно нравишься, Эрика, но любовная интрижка — не выход, хотя мы и женаты. Шарлотте необходима стабильная семья. Только как добиться стабильности, когда не знаешь о чувствах своей… жены? Когда она не может оправиться от неудачного романа?
— Мы с Робертом не были любовниками, — поспешно возразила Эрика.
— Да?! Но все же ты страдала из-за его исчезновения! И ты еще полностью не оправилась после аварии. А близость может сыграть злую шутку с нашими гормонами. Поэтому я должен был выжидать, а это не в моем характере, Эрика. Я должен был выжидать, когда ты полностью выздоровеешь, сможешь совершенно осознанно принять решение.
— Я вполне могу принять решение.
— Не перебивай. Мне не легко все это говорить, но я должен. Ты не знаешь меня. С тех пор, как мы поженились, я перестал быть искренним с тобой. Ты мне всегда нравилась, еще с Румынии, и когда мы встречались в Фолкстоне. Я решил, что из всех знакомых женщин мне будет легко жить именно с тобой. У тебя есть чувство юмора, ты очаровательная, добрая и симпатичная. Я так хотел, чтобы ты была со мной! Но тогда ты была с Робертом.
А потом эта авария… ты выглядела такой потерянной и испуганной. Совсем не походила на себя прежнюю. После женитьбы выяснилось вдобавок, что мое присутствие нервирует тебя, и я не понимал, в чем дело. После моего возвращения из Штатов ты стала еще более нервной, и тогда мне пришло в голову, что ты встречаешься с Робертом и жалеешь о своем замужестве.
— Ты не прав.
— И я обнаружил, — продолжал он тем же мягким, серьезным тоном, — что мои чувства к тебе изменились. Мне хотелось обнять тебя, успокоить, но я понятия не имел, что ты чувствуешь, как воспримешь мою ласку. Я боролся со своими чувствами… А ты словно специально дразнила меня, расхаживая по дому в одном халатике…
— Это потому, что твоя ванная комната не была закончена, — не совсем удачно возразила Эрика. — И я решила, что будет удобнее приводить себя в порядок после вашего с Шарлоттой ухода. — Под его взглядом Эрика замолчала и нервно уставилась на свои руки.