— Знаю, знаю, — нетерпеливо перебил Викентий Палыч. — Ты давай без экскурсов. К ягодкам переходи.
Но сбить санитарку с толку было не так-то просто.
— Вдвоем с матерью поднимают двоих племянников. Бедность там хоть и благородная, но великая, сам понимаешь. Все в доме рушится. Вот и решили они взять кредит в банке — тридцать пять тысяч на два года под девятнадцать процентов. Ты сейчас поймешь, зачем я тебе так подробно рассказываю, — увидела она его нетерпеливый жест. — Бумаги-то все Ленка оформила, а тут выяснилось, что беременна, про кредит и думать забыли за новыми-то заботами. А сестра ее, чьи дети, узнала, документы с паспортом Ленкиным выкрала и в банке денежки получила.
— Как это? — поразился Викентий.
— Вот так, — вздохнула Фаина. — Когда хватились, ее уж и след простыл.
— Ну, найти несложно.
— А что толку? Денег-то все одно не вернуть.
— Как это что толку? — завелся Викентий.
— Ты погоди, Палыч, не горячись. Это уже закрытая тема. Чего зря воздух сотрясать? Так мать решила, и понять ее можно. Тут дело в другом. Эта самая сестра подмахнула договор не читая. А там, как оказалось, кроме девятнадцати, оговариваются еще ежемесячные два процента за какие-то банковские услуги. И выходит, что выплачивать придется аж пятьдесят тысяч, а с пенями все шестьдесят две с половиной. Пеня-то уже набежала будь здоров, пока они обитали в счастливом неведении. Ты понял? В их-то положении!
— Да это в любом положении, не только в их…
— Но если погасить кредит прямо сейчас, это будет тысяч пятьдесят. Есть разница?
— Ну давай-давай, куда ты клонишь? — поторопил Викентий.
— Поговори с этим своим приятелем. Пусть даст деньги. Он от такой суммы по миру не пойдет. Все ж таки его ребенок…
— Да-а, веселую миссию ты на меня возлагаешь, — усмехнулся Викентий.
— Я бы сама к нему пошла, Палыч, — прижала руки к груди Фаина. — Уж я бы ему сказала! Но Ленка-то как же? Ведь он решит, она меня послала. И никто его не разуверит! Понимаешь, в чем закавыка? Она и знать ничего не должна.
— Как же это можно утаить? — удивился Викентий. — Пятьдесят тысяч на голову свалятся неизвестно откуда?
— Да нам лишь бы свалились! Решим потом откуда. Ему-то, как я понимаю, ни Ленка не нужна, ни ребенок. Хорошо, если деньгами откупится. Главное, чтобы она не узнала, а то еще и не возьмет. Я ее знаю: с виду овца, а на деле кремень-девка. Стержень в ней есть, душа. Гордая она. Подачки не примет.
— А если он захочет признать ребенка?
— Не знаю, Палыч, я ведь с ней не разговаривала. А только не зря она этого ребенка оставила. Ну, не снасильничал же он ее! И сама бы она к нему в постель не прыгнула, это я тебе точно говорю. А уж как там было на самом деле — Бог весть.
— Ну что ж, — вздохнул Викентий Палыч, — попробуем выслушать другую сторону. Попытка не пытка. Хотя даже не знаю, как к нему с этим подступиться.
— Ты ему прямо скажи… — начала было Фаина.
— Ну, ты поучи меня, поучи! — отмахнулся Викентий. — Там, знаешь, тоже не все так просто. Я ведь Андрея еще мальчишкой знал, мы с его старшим братом дружили, с Мишкой. Теперь-то все нивелировалось, а тогда разница в десять лет казалась колоссальной. Но все равно я его прекрасно помню тогдашнего. Он всегда очень целеустремленным был — если чего захочет, добьется во что бы то ни стало.
— Честолюбивый, — определила Фаина.
— Пожалуй, — согласился Викентий Палыч. — Во всяком случае, любую неудачу переносил чрезвычайно болезненно. Потом Мишка в Америку уехал, в Штаты. Долго бедствовал, мыкался, неприкаянный, пока наконец не устроился как человек. Сейчас-то у него все в порядке — работает в частной клинике, зарплата тринадцать тысяч в месяц…
— Долларов? — подивилась Фаина.
— Нет, рублей. Ему туда персонально из России привозят, — съязвил Викентий.
— Во как там врачей уважают! — не стала обижаться Фаина. — Не то что здесь.
— А здесь вообще никого не уважают. Здесь кто смел, тот и съел. В общем, свой дом он купил, обустроился, но как-то отошел от нас за эти годы, отдалился. Звонит иногда, а вот не приезжал ни разу и к себе не зовет. Странно, но факт.
— А может, врет он, что так уж все благополучно?
— Да нет, тут другое. Ну да Бог ему судия. Так сказать, классический отрезанный ломоть. Родителей жалко. Очень они у них славные. После Мишкиного отъезда всю свою любовь, все надежды на Андрее сосредоточили. Переживают сильно, когда у него что-то не ладится. Особенно личная жизнь. А с этим делом как раз все пошло наперекосяк.
— А как же они в больницу к нему ни разу не пришли? Что-то тут у тебя не сходится.