Если бы вы видели, как он слушал вашу повесть. Это трудно передать словами. Он стал для меня моей педагогической гордостью. Будете писать ребятам, упомяните его имя, очень прошу вас. Вроде какое поручение дайте ему. Сделайте, гордый будет. Класс мой преобразился от вашей повести, от ваших писем нам. Дети повзрослели. А как мне легко и интересно стало с ними говорить, давать самые различные поручения.
Прочитала ваш "Раненый чибис", сейчас читают ребята. Свои впечатления они вам напишут сами. Я рада, что вас затрагивает судьба детей. Дети чище, тоньше нас все воспринимают. У меня после рассказа долго-долго не уходила какая-то щемящая грусть, даже боль.
По-прежнему ждем вас.
Яковлева, Москва".
Лето выдалось сухим и жарким. Дул горячий восточный ветер, гоня по улицам города серые тучи песка и пыли. Скрипело на зубах, и глаза жадно всматривались в мутную бездонную синеву в томительном ожидании перемены погоды и желанного дождя. Раскаленные за день дома всю ночь источали жар, расплавленный асфальт резко пах резиной и бензином. Ни дневная тень, ни ночь не спасали от зноя.
Телефон по-прежнему не знал устали, Тимофеевна уже без прежнего энтузиазма высыпала из сумки по сто - сто пятьдесят писем за раз. Теперь и она, наверное, не прочь была обложить меня дополнительными почтовыми пошлинами за перегрузку почты. Жили мы в новой квартире на третьем этаже, почтовый ящик не умещал всей корреспонденции, и ей каждый раз приходилось подниматься к нам в квартиру. Она уже не спрашивала, всем ли я буду отвечать, потому что сама видела, что теперь не только ответить, прочитать все письма не хватает времени. И непрочитанных действительно собиралось все больше и больше. Работа над новой повестью не двигалась. На душе было скверно, я злился на самого себя, что не могу продолжить работу, что бездарь я и лентяй. Мое состояние не ускользнуло от всевидящего ока Риты и Ивана, и события не заставили себя ждать.
- Вот что, Владислав Андреевич... - загадочно произнес Иван, заехав однажды ко мне прямо с работы.
"Он что-то замышляет серьезное", - подумал я, услышав такое обращение.
- Жека (это его жена - Евгения) путевки в Крым достала. Правда, не шик, но и на турбазе можно хорошо отдохнуть. Билеты на самолет я взял. Послезавтра в одиннадцать тридцать даешь Николаевку!
- Но ты же на работе?
- Воронин уступил очередь на отпуск. Ясно? - Иван шмыгнул носом и заговорщицки подмигнул Рите,
- А Наташа, Таня?..
- С нами полетят, куда ж их...
- Но... неожиданно все это...
- Послезавтра в десять ноль-ноль подъеду на такси. Усек? И никаких бумаг с собой! Замечу - в море выброшу! Усек? Ну что вам еще рассказать! и, прикрыв ладошкой рот, захохотал.
"Спасибо, дружище, отдохнуть мне действительно надо. Последние три года выдались не из легких".
- Хорошо, Вано. Шахматы прихвати и фотоаппарат.
- В Клым поедем! В Клым! В Клым! - ударила в ладошки Татьянка. - А я давно все знала! Мне Натаса (это пятилетняя Иванова дочь) все лассказала!
- Ах вы, заговорщики!
Крым... Мне еще не приходилось бывать там и в море ни разу не приходилось купаться. В памяти запечатлелся свинцовый Ледовитый океан в белых изломах шторма, и я никак не мог представить себе, как может выглядеть теплое южное море, в котором можно купаться, лежать на мягком, горячем береговом песке и загорать. И уже в самолете, удобно развалившись в мягком кресле, я облегченно вздохнул: "Ну слава богу! Прощайте бесконечные телефонные звонки, волнения многочисленных выступлений, встреч, постоянная боль от чьей-то неустроенной судьбы, прощайте, охапки писем, до свидания, застрявшая в сомнениях работа над новой повестью! Я беззаботный курортник, пусть полудикарь (так даже лучше), меня никто там не знает, не будет дергать, расспрашивать. Отдохну, наберусь сил, загорю, как негр, наберусь мыслей, неторопливо, спокойно обдумаю дальнейший ход повести, наговорюсь вдосталь с Иваном. Неужели все это может сбыться? Да здравствует море, воздух и солнце!"
- Я котелок прихватил, - толкает в бок Иван. - Уху заварим - пальчики оближешь! В Николаевке караси, во!..
- Так караси в пресной воде водятся.
- Все равно! - загорелся он. - Какая тебе разница, что в ухе плавает! Красную тряпку на крючок нацепишь, и сразу пять штук цепляется! Таранки насушим!..
- А ты был?
- Где?
- Ну на Черном море. Мы туда, кажется, летим?
- Какая тебе разница? Чего ты пристал!
- А треплешься: "Караси, караси!" Болтун! - Так мне ж обо всем Воронин рассказал.
- Ну если только Воронин. А удочку прихватил?
- Зачем?
- Ну ясно, карасей будешь руками хватать!
- Так мы сеть у рыбаков попросим.
- Масштабно мыслишь. Траулер неплохо бы выпросить. Нам и рефрижератор подойдет или китобой, а?
- И от ледокола не откажемся! - говорит Иван и хохочет.
Устроились мы на высоком морском берегу, в нескольких шагах от моря, в маленьких фанерных домиках, бок о бок двумя семьями. Внизу плескалось море, белой пеной накатывалось на берег и, шурша галькой, отступало назад, переливаясь изумрудными глыбами. Вдали, у самого горизонта, дымил корабль, ближе к берегу тихо покачивались на волнах белые рыбацкие лодки, откуда-то появилась длиннокрылая чайка, кривой дугой прошлась над берегом и с томительным криком скрылась за мысом. Несколько минут мы все не могли оторвать от моря глаз и молча радовались. Потом мы с Иваном, не сговариваясь, разом ринулись вниз - и вот уже Черное море лежало у наших ног. Иван торопливо разделся, снял одежду с меня, как молодой жеребчик, взбрыкнул ногами и с гиком бросился в воду. Недолго думая, я ринулся за ним. С берега нам что-то кричали и махали руками Рита и Женя. Иван нырнул, высоко выпрыгнул из воды и, громко фыркая, поплыл к буйкам. Я перевернулся на спину и, широко загребая ногами, пустился вдогонку.
Мой спурт остановил Ивана. Правда, сначала он остановился сам, как-то неловко сморщился, словно хотел расплакаться и рассмеяться одновременно и, не зная, что ему сделать раньше, испуганно выпучил глаза, на миг скрылся с головой под воду, вынырнул с тем же выражением лица, торопливо выплюнул воду изо рта и тигром рявкнул:
- Назад! Назад, сумасшедший!
Мой друг знал, что в прошлом я был неплохим пловцом, но вот таким видел меня на воде впервые и, естественно, не мог знать, что я и сейчас неплохо плаваю.
- Ты это брось!.. - стуча зубами от испуга и холодной веды, выговаривал он на берегу. - Храбрец нашелся! Сведет ногу - только булькнешь и пузырь пустить не успеешь!
- Учитель мне выискался!
- Вот и учитель!
- Ну себя и учи!
- И поучу!
- И паники не устраивай! Паникер несчастный! Детей перепугал!
- И перепугаю!
- Вот и балда!
- А я тебя в море не пущу!
- Это кого же ты не пустишь? - всерьез удивился я.
- Тебя не пущу.
- Ну и глупо!
- И ухи не дам!
- И не надо.
- И из домика выселю!
Я прекратил препирательства и разинул рот. Иван воспользовался моим замешательством, зацепил ногой за ногу и толкнул в грудь. Мы упали в песок, он обвил руками мои плечи, я заплел ногами его ноги, и, хохоча, мы покатились в море.