Проснулся я среди ночи, как бы от пристального чужого взгляда. За окном лил дождь и стучал в окна.
Я увидел, что Петя, одетый, стоит у стола. Рядом с ним — незнакомый мне молодой человек в черной фуражке. Я услышал негромкий разговор.
— Пойдем на крылечко, там поговорим, — предложил Петька.
— Дождь. Озяб я. Спит он, не услышит, — возразил парень.
— Идем, идем, потом обогреешься, — сказал Петька обычным своим ворчливым тоном, которым он говорил даже со взрослыми.
Едва они вышли, я заснул. Снова я проснулся под утро. Совершенно отчетливо вспомнил, что на рукаве ночного посетителя была белая повязка с печатью и двумя буквами «О. Д.» — «Орднунгсдинст» — полиция...
Я решил уйти, немедленно бежать из этого дома. Оставшись в избе один, я отыскал плоскогубцы и вытащил гвозди, которыми сам забил тогда половицу.
Она отошла, и я запустил руку в щель. Моя рука не нащупала ничего. Только мелкие щепки и мусор. Вне себя я отодрал половицу напрочь. Там ничего не было. Ничего. Меня выследили, обокрали, поймали в ловушку.
Стоял один из редких в ту осень погожих дней. Последний раз я окинул взглядом деревню, и, знаете, как ни странно, у меня было такое чувство, что когда-нибудь я еще вернусь сюда — при других обстоятельствах.
Сразу я не почувствовал боли в раненой ноге: и только спустя много времени обнаружил, что рана моя открылась.
Но я продолжал идти. Я знал, что нужно дойти до реки и переправиться через нее. У меня не было часов, я ориентировался по солнцу и мху на деревьях, признакам, известным каждому разведчику. Я должен бы уже достигнуть реки. Но лес не редел и даже с небольшого холма не видно было и края его темной зелени.
Отчаявшись,я свалился в траву и не двигался. И тут я услышал какой-то шум, непрестанный и глухой. Я пошел на эти звуки и вскоре очутился на берегу. Река была неширока, отчетливо были видны папоротниковые заросли на другом берегу. Я разулся. На раненой ноге у меня было срезано голенище сапога. С ужасом обнаружил я, что нога распухла и мне не переплыть реки. Я воспринял это как-то равнодушно. Болезненный сон свалил меня. Вероятно, у меня был жар.
Вдруг сквозь тяжелую дрему мне почудился знакомый голос с привычными ворчливыми нотками:
— Горе ты мое! Здесь он, говорю тебе. Куда суешься? Не в ту, не в ту сторону!
В тот же миг испуганное лицо Леньки показалось над самой моей головой, и он обрадованно закричал:
— Здесь он, здесь, нашел!
Петька, шумно вздохнув, немедленно отозвался:
— Я же тебе говорил, бестолковый! :
Когда они потащили меня, я потерял сознание. Очнулся я в лодке, спрятанной в камышах. Кто-то, кому Петька недовольно сказал: «Не утопи, дьявол нескладный!» — оттолкнул лодку веслом.
Она сразу оказалась почти на середине реки. Петька все еще стоял на берегу, и белое пятно его рубахи уже расплывалось в тумане.
Вскоре мы сошли на пустынный берег. Светила луна. Мой спутник сложил весла и вытащил лодку на песчаную отмель. И здесь я узнал его: это был ночной Петькин гость. Повязка полицейского и сейчас белела на его рукаве.
Через несколько минут нас окликнул партизанский патруль.
— А вы не похожи на фотографии! — сказал мне командир отряда при первой же встрече.
— Откуда у вас взялась моя фотография?
— Штаб армии искал вас и переслал нам карточку. Да если бы не Петька, не нашли бы вас.
— Петька?
— Ну да, наш партизан из Овражек.
— А полицай?
Командир засмеялся:
— И он помог. Это наш разведчик.
Мне хотелось встретиться с Петькой. То, что я не смог его разгадать, тяготило меня.
И мы встретились.
Дед Андрей Иванович умер. Гитлеровцы стали подозревать, что изба, в которой один-одинешенек живет мальчик, служит партизанской явкой. И нашими Петьке было приказано уходить в леса. Так он и попал в отряд.
Он был такой же, как раньше, так же походил на деда своим настороженным взглядом, ворчливостью и приговоркой: «Перемелется — мука будет». Но теперь, когда он оказался среди своих, он как бы оттаял, и все чаще что-то рябяческое проступало в нем.
Я спросил его, не он ли подбросил мне открытку. Он хмуро ответил, что просто прятал ее, чтобы не попалась как-нибудь немцам. Я видел, что он говорит неправду. Все-таки это был странный мальчик.
Всем смертям назло
Я увидела ее впервые ночью, на лесной поляне. И потому плохо ее разглядела.
Вдвоем со связистом Сашком мы возвращались в нашу партизанскую «ставку». Стрельбы не было. Лес молчал. И о войне напоминало только зарево над его кромкой. Зарево пылало с трех сторон уже много дней: гитлеровцы жгли деревни.