Мы плыли против быстрого течения, вверх по реке. Нас было в моей круглодонной лодке девять человек: шесть гребцов, рулевой, я и мой слуга китаец Хси-Чу-Ай, исполнявший роли эконома и повара попеременно.
Очаг, на котором Хси-Чу-Ай искусно кипятил чай, состоял из ящика с песком, расположенного на дне лодки. В этот ящик он втыкал две палки, поперек их укреплял третью и к ней подвешивал котелок, под которым разводил огонь. Способ этот был очень примитивный, но он вполне удовлетворял нас всех.
Лодкой управлял с кормы «оранг-камуди», что в переводе означает «человек с рулем». Он направлял лодку широким плоским веслом, которое держал обеими руками. Ему, как занимающему ответственный пост, я платил 25 мексиканских долларов в месяц, тогда как остальным гребцам я платил по 20 долларов. Кроме этого, я всем им давал рис, сушеную рыбу и чай.
Мы ежедневно плыли по реке от утренней зари до восьми часов. Затем палящее солнце загоняло нас на берег, где мы обедали и спали до заката. После заката мы еще плыли шесть часов и только тогда причаливали к берегу, чтобы провести там ночь.
Я всегда купался на ночь, и туземцы следовали моему примеру. Все они были искусными пловцами, что вполне понятно, так как, когда малайский ребенок учится ходить, то он вместе с тем учится и плавать, а в первый раз он попадает в реку через полчаса по своем появлении на свет.
Но мой слуга, китаец, наоборот, очень не любил купаться, и всегда его приходилось уговаривать, прежде чем он соглашался войти в быстрое течение реки. Малайцы смеялись над его трусостью и говорили, что у него «цыплячье сердце».
После купанья лодку вытаскивали на прибрежный песок и прикрепляли к дереву или к вбитому в землю колышку. Китаец варил рис и приготовлял чай.
У меня был сахар только для нас двоих, и я часто наблюдал, как гребцы увивались при тусклом свете костра вокруг моего китайца и просили у него сахару, на что он с невозмутимым спокойствием, неизменно отвечал: «Пойди, поешь песку».
Когда ужин кончался, я обычно слышал: «Поколдуйте немножко, сэр». Мальчиком я служил в цирке и научился там многим фокусам, которые очень интересовали малайцев и сильно возвысили меня в их глазах.
Все собирались вокруг меня тесным кружком и криками выражали свой восторг, когда я показывал фокус с картами или монетой.
После этого «представления» мы все отправлялись на краткий ночной отдых.
Малайцы, собираясь в дорогу, всегда укладывают на дно лодки в скатанном виде так называемый «кайянг», нечто вроде ковра, сплетенного из пальмовых веток.
На этом ковре, разостланном на земле, все они укладывались спать, а над собой, на вбитых в землю шестах, развешивали другой кайянг.
Я же спал в лодке на своем матрасе, под сеткой от москитов.
* * *
Три ночи провели мы таким образом, а на четвертый день прибыли в Сунган, в округе реки Тар-пу. На берегу собрались женщины и дети и кричали нам громкие приветствия. Маленькие голые девочки и мальчики бегали вокруг и с любопытством разглядывали нас.
Старейшина деревни вышел нам навстречу и указал, какой дом предназначается для меня и китайца. Это был один из лучших домов в селении. Пол в нем был сделан по европейскому образцу и не имел широких щелей, которые обычно бывают в малайских строениях, установленных на сваях. В эти щели выбрасываются отбросы, которые уничтожаются курами и утками, живущими на земле, под деревянным полом жилища.
Прежде всего, приехав в это селение, я послал четырех человек для сбора индийского тростника, из которого приготовляются очень прочные и крепкие путы и веревки.
Они вернулись с огромными охапками колючих вьющихся растений, из которых некоторые достигали двухсот футов длины.
Тростник был отнесен к реке, где, содрав его внешний, усеянный шипами, покров, принялись за приготовление пут и веревок из его волокон.
Путы, употребляемые при ловле слонов, обычно бывают двух видов: в два кольца, из которых каждое надевается на одну из задних ног слона, подобно ручным кандалам, и в одно кольцо, достаточно широкое, чтобы охватить слона за обе ноги.
К путам прикрепляется веревка, которая перебрасывается через плечи и удерживает дикого слона на месте.
Для приготовления таких веревок сырой индийский тростник расщепляется на волокна, которые сплетаются в косу. Туземцы плетут эти косы с необычайной быстротой, и часто толпа детей и даже взрослых собирается вокруг и поощряет плетельщиков одобрительными криками.
К тому времени, как прибыли ручные слоны, — они проложили себе путь береговыми джунглями, — путы и веревки были готовы, и мы могли приступить к охоте.
Я выслал двадцать человек туземцев, чтобы они преградили путь дикому стаду и заставили его двигаться по кругу. Туземцы достигают этого звуками «том-томов». Я предупредил их, чтобы они не дали заметить слонам своего присутствия. Если же они заговорят громко или будут итти так неосторожно, что ветки будут трещать у них под ногами, слоны бросятся бежать и по пути могут убить кого-нибудь из людей.
Выборный от этого маленького отряда выступил вперед, приложил руку ко лбу и сказал:
— Мы будем молчаливы и подобны змее, ползущей на брюхе.
Затем я собрал погонщиков слонов и об'яснил, в чем должны заключаться их обязанности во время охоты.
Во время охоты на каждом ручном слоне обычно сидят трое: погонщик и два человека, которым предстоит надеть путы на ноги дикого слона.
Приблизившись к стаду, погонщики должны соединиться попарно. Каждая пара намечает себе дикого слона и осторожно, чтобы не напугать остальных, подгоняет его к дереву. У этого дерева два ручные слона должны удерживать дикого до тех пор, пока люди не соскользнут с их спины на землю, не спутают ему ног и не привяжут его к стволу дерева.
Для большей ясности всего сказанного мною я решил устроить репетицию.
Для роли дикого слона я выбрал хорошо выдрессированного спокойного слона, которого придвинули к дереву, и два других слона были поставлены, чтобы удерживать его в таком положении. В это время люди со спин этих двух слонов должны были соскользнуть вниз. Но это дело не легкое, и в первый раз все они свалились друг на друга. Другая попытка сошла удачнее, люди держались за веревки седла и оставили их, только добравшись до земли.
Спутывание слона требует большой ловкости и быстроты движений, но туземцы малайских островов отличаются чисто кошачьей гибкостью и увертливостью и вскоре постигли это искусство.
Весь день провели мы за этой репетицией, так как надо было обучить необходимым приемам всех слонов.
На следующий день, на рассвете, мы отправились в путь.
Езда на слоне — это самая отвратительная езда на свете. Кожа этого животного как бы выкроена не по его мерке. Она так свободна, что скользит и сдвигается при каждом его движении.
Кроме того, и походка слона представляет сама по себе настоящую пытку. Даже небольшое судно в бурном море действует менее вредно на пищеварение, чем езда на слоне.
Не даром цирковые наездницы, ездящие на слонах и посылающие публике воздушные поцелуи, получают добавочную плату.
Что касается меня, то я в первый раз ехал на слоне, еще будучи мальчиком, во время цирковой процессии. Я сидел в великолепном паланкине и был очень доволен, что катаюсь на слоне, но вдруг мне стало так дурно, что одной из наездниц пришлось поддерживать мне голову. Публика думала, что так требуется по программе.