Не слышала Лида отчаянного крика матери. Не слышала она и радостных подбадриваний, которые посылал ей с балкона Магометка, увидевший у нее за спиной винтовку. Она слышала лишь дикий рев собак у своих ног и делала страшные усилия над собой, чтобы побороть прилив робости. В висках у нее стучало, сердце готово было разорваться на части. Она опустилась на колени и ощупала реками гребень стены. Он был не шире полуметра. Лида поняла, что стоит ей сделать одно неосторожное движение, и она сорвется вниз.
Лида медленно поползла вперед, стиснув зубы от острой боли, которую причиняли ее коленям шероховатые кирпичи. Прошло не менее десяти минут, а она проползла всего каких-нибудь двадцать шагов. Теперь она очутилась у самого угла стены, которая в этом месте делала крутой поворот. До башни было далеко, а Лида только теперь, достигнув угла стены, поняла, насколько
трудно было ей повернуться на узком гребне. Она никак не могла решиться сделать это рискованное движение и вместе с тем с ужасом сознавала, что повернуться назад невозможно. Девушка остановилась в нерешительности, переводя дух. Теперь она слышала разъяренный лай и с наружной стороны маячной стены и поняла, что собаки стерегут ее с двух сторон.
Лида не видела, что громадный рыжий хорт, самый сильный, злобный и ловкий из всей стаи, обежал кругом стены и присел на переднее лапы, готовясь к страшному прыжку. Как раз в этом месте под стеною находился небольшой холмик, на котором теперь и стоял рыжий хорт. В то самое мгновение, когда Лида невероятным усилием воли заставила себя наконец повернуться и крепко вцепилась пальцами в шершавый угол стены, она вдруг услышала, как чьи-то когти совсем близко царапнули стену, и одновременно холодная влажная морда на мгновение прикоснулась к ее пальцам.
Лида вскрикнула и отдернула руку. В тот же миг она почувствовала, что теряет равновесие. Она сильно качнулась и, судорожно хватая воздух руками, осознала, что валится внутрь двора…
VII. Маяк не зажжен!
С каждой минутой все более сгущался мрак над степью и морем. Одна за другой зажглись на небе звезды. Медленно выплыла однобокая луна и тускло глянула сверху на угрюмый насупившийся мыс. Прохладный бриз тянул с берега навстречу спокойной волне.
Бесшумно, словно рождаясь из мглы, выползал узкий длинный двухтрубный миноносец, ощетинившийся пушками и пулеметами. Тихо подкрадывался он к высокому мысу, рассекая черную воду острым как нож форштевнем. Тускло освещенный луною, темный миноносец почти сливался с окружавшим его мраком, и лишь на командирском мостике чуть поблескивала начищенная медь компасной тумбы.
Несколько человек, стоявших на мостике возле рубки, не отрывая глаз от биноклей, вглядывались в неясные очертания берега.
— Чорт возьми, товарищи, готов поручиться чем угодно, что мы сейчас проходам траверз Тюякского маяка! — сказал стоявший возле телеграфа коренастый человек в форменном бушлате.
— Уверены ли вы в этом? — спросил комиссар, на мгновение опуская бинокль. — Неужели маяк потушен?
— Более чем уверен. Мы только что проверили отчет по лагу… и потом очертания этого мыса знакомы мне. Ручаюсь, что мы где-то возле входа в бухту.
— Можете ли вы точно указать наше место на карте?
— Маяк не горит, а потому я этого определить не могу.
— Проверьте еще раз глубину лотом.
Командир отдал распоряжение, и через минуту с бака донесся голос матроса:
— Пять метров!
— Так и есть, — сказал командир. — Глубина пять метров, а только что было четыре. Чортовский фарватер! Без береговых огней тут нельзя ничего поделать.
— Попробуйте продвигаться дальше тихим ходом.
— Немыслимо, товарищ комиссар! Взгляните на карту, и вы поймете, что с минуты на минуту мы можем напороться на камни. Я с самого начала говорил, что нельзя доверяться смотрителю маяка,
— Станем на якорь и обдумаем положение, — сказал комиссар, пожав плечами.
Командир решительно повернул рукоятку телеграфа на «стоп».
«Дзинь-дзинь» — четко звякнуло в ответ в машинном отделении. С мостика раздалась команда, несколько темных фигур торопливо пробежали по стальной палубе. Затрещал брашпиль, и загромыхала вытравляемая из клюза тяжелая цепь, отдавая якорь. Люди на мостике вполголоса совещались между собой.
— Что делать дальше? — в волнении говорил комиссар. — Ведь это срыв всей операции! За нами идут главные силы, которые скоро должны подойти.
— Придется отменить десант и атаку.
— Невозможно!.. Противник усиливается с каждым днем. В штабе поручены сведения, что белые в срочном порядке приступили к сооружению сильных береговых батарей. Не сегодня-завтра к ним должны прибыть мины заграждения, и тогда сам чорт не подступится к ним!.. Неужели нет выхода?
— Пока маяк потушен, выхода нет, — отвечал командир, — Нам остается только одно: уведомить по радио главные силы и задержать их в море. Нельзя рисковать нашими большими судами, которые неминуемо разобьются о камни…
Комиссар нервно шагал по мостику.
— Предатель, дождешься ты у меня! — сквозь зубы прошептал он, грозя кулаком по направлению мыса, где должен был находиться маяк.
С минуту он напряженно обдумывал создавшееся положение и наконец решительно сказал:
— Вы правы, товарищ командир. На сегодня выхода нет. Как ни тяжело, но приходится отменить операцию…
Круто повернувшись, комиссар направился в рубку составлять радиограмму главным силам.
VIII. Двойной предатель.
Полковник любезно принял Иванчука, который благополучно прибыл в штаб, и внимательно выслушал его сообщения.
— Вы прекрасно поступили, что тотчас же предупредили меня, — сказал он. — Сегодня же вечером я отправлю вместе с вами на катере воинскую команду с пулеметами. Они будут охранять вас и вверенный вам маяк. Мы завтра же свяжемся с вашим маяком посредством полевого телефона. Что же касается нападения красного флота, то за сегодняшнюю ночь я спокоен. Раз маяк будет потушен, то следовательно и всякая возможность ночной атаки города неприятельским флотом отпадает. С часа на час я жду прибытия двух гаубичных батарей и партии мин заграждения, которые нам должны доставить сюда на верблюдах. Лишь только мы установим мины против входа в бухту, вы попрежнему будете освещать ваш маяк. Ведь тогда свет на маяке послужит прекрасной приманкой для большевиков. Пусть они тогда приходят сюда… что ж, милости просим!
Полковник улыбнулся и, дружески пожав руку смотрителю, отпустил его до вечера в город.
Разговор с полковником несколько успокоил Иванчука. Однако, слоняясь по городу, он никак не мог отделаться от какого-то смутного неприятного чувства.
— Правильно ли я поступил, послушавшись жену? — спрашивал себя Иванчук. До сих пор ему не приходилось как следует разбираться в вопросах политики. И сейчас, в первый раз в жизни, Иванчук с тревогой думал о том, на чьей стороне настоящая правда? Почему красные должны быть хуже белых?.. Ведь вот теперь Иванчук обманул красных. Почему он это сделал? Неужели потому, что он сочувствует идее белых?.. А какие у них идеи?.. — и толстяк пожимал плечами. — Нет, конечно, он обманул красных не в силу какой-либо идеи, а просто потому, что так велела ему жена…
С заходом солнца Иванчук пришел на пристань, где стоял тот самый штабной катер, который должен был отвезти его домой вместе с двадцатью пятью солдатами и офицером. На пристани смотритель узнал, что отправка катера задерживается еще на два часа вследствие поломки мотора, над которым теперь возились два машиниста в засаленных куртках.
Чтобы как-нибудь скоротать время до отъезда, смотритель снова завернул в штаб, находившийся рядом.