— Следующая стража моя, — предлагает он. — В смысле, Халцедона.
— Бросай двадцатигранник.
Он бросает.
— Двенадцать.
Дядя Джимми выглядывает из-за коробок:
— Халцедон слышит какие-то звуки за дверью.
— А что это?
— Неизвестно.
— Я приставляю ухо к двери и слушаю.
— Слышно, будто кто-то принюхивается.
— А голоса?
— Нет.
— А вирт? — спрашивает Джилли. — Амбар что видит?
Перед тем, как ответить, дядя Джимми обычно консультируется за своей ширмой с игральными костями (или делает вид, что их бросает — привычка, из-за которой Джеку и Джилли невозможно понять наверняка, действительно ли конкретное событие происходит случайно и ничего само по себе не значит, или же оно входит в более широкую систему событий, организованную дядей Джимми в его личине богоподобного Мастера Игры), но сейчас он не дает себе труда это делать.
— Если бы Полярис не спала, она могла бы сама спросить Амбара и выяснить, — отвечает он. — К сожалению, Джилли, как ты сама отлично знаешь, Халцедон — шахт, а не тельп. Ни с виртами, ни с чем еще в Сети он контактировать непосредственно не может. Может, тебе стоило велеть вирту разбудить Полярис, если кто-то будет принюхиваться с той стороны двери?
— Но я же велела, дядя Джимми!
— Давай не будем начинать по новой.
— Нет, правда! Когда я субвиртуализовала Амбара, в порядке перепрограммирования я велела ему нас всех впускать, и никого другого. Очевидно, что это значит: нас надо предупредить о любой возможной опасности!
— Я не тельп, Джилли, и не умею читать мысли. Ты должна мне говорить точно, что собираются делать твои персонажи, перед тем, как они это сделают.
Джилли пробует зайти с другого конца:
— Халцедон может разбудить Полярис. А она может поговорить с Амбаром.
— Именно это ты и хочешь сделать, Джек? — спрашивает дядя Джимми.
— Ну же, Джек! Там, может, нормалы лезут!
— Не знаю, — говорит он. — Судя по словам дяди Джимми, вряд ли нормалы. Скорее бродячие собаки.
— Иногда нормалы охотятся на мьютов с собаками, — замечает Джилли.
— По звуку похоже на собак, дядя Джимми?
Снова стучат кости за коробками.
— Как я уже сказал, ты слышишь, как кто-то сопит.
— Ты сказал «принюхивается», — цепляется Джилли.
— Какая разница? — Он присасывается к сигарете и пускает струйки дыма из ноздрей, как карикатура на салмандера. — Давай, Джек. Будешь будить Полярис или нет? Не сидеть же нам всю ночь.
— Разбуди меня, разбуди!
Джек думает. Если бы у двери слушал он, то разбудил бы Полярис сразу. Но дежурит не он. Он играет Халцедона, а не Джека Дуна, и действовать должен, как должен был бы действовать Халцедон. Как не раз говорил дядя Джимми, «не просто так игра называется ролевой». Шахты горды и упрямы, терпеть не могут зависимости от других мьютов, и больше всего — от тельпов, подозревая их (не беспочвенно) в том, что они считают шахтов низшей расой. И не только в этом дело, а еще и в том, что шахты — как руслы, салмандеры и эйры — не доверяют умению тельпов вертеться в Сети… не говоря уже про способность читать мысли и внушать действия. И потому вряд ли Халцедон сейчас обратился бы к Полярис, разве что деваться было бы некуда.
— Халцедон решает подождать, не уйдут ли те, кто там нюхает.
— Дурак твой шахт, — говорит Джилли, толкая его снова локтем в бок.
Он отвечает тем же:
— Это Полярис твоя дура.
— Она хотя бы на камень не похожа.
— Это лучше, чем быть похожим на нормала.
— То, что было за дверью, удалилось, — перебивает их дядя Джимми. — Если кому-нибудь еще интересно. До утра осталась одна смена. Кто берет на себя?
— Чеглок, — предлагает Джек.
— Моряна, — одновременно с ним говорит Джилли.
Дядя Джимми вздыхает, глядя, как они злобно таращатся друг на друга.
— Бросьте каждый шестигранную. Кто больше, тот и дежурит.
Как будто вопрос дежурства решит не самый удачный, а самый быстрый бросок, Джек и Джилли хватают кости как можно быстрее, как герои вестерна, стремящиеся опередить противника.
Остановившись перед двухэтажным домом, который, как показала воздушная разведка Чеглока, единственный из всех сохранил крышу, пентада укрывается за остатками какого-то заросшего служебного строения. Перепутанные стебли серебристо-зеленого плюща извиваются, как застывшие змеи, переплетаются лозы, скопления лиловых и желтых цветов беззвучно раскрывают и закрывают лепестки, напоминая Чеглоку рыбьи рты. Весь день прошел в мокрых и промозглых сумерках под гнетущим, сланцево-серым небом, а теперь, когда солнце садится, даже это скудное освещение угасает. Дождь припускает сильнее, где-то ворчит гром и сверкают зарницы, возвещая приближение бури, накапливавшейся целый день. Такой бури, которой Чеглоку не рассеять, хотя ее приход он задержал. Сюда, в этот город, который карты называют Дэгсборо, они заглянули в поисках крова.