— Эйдари... посмотри на меня, - мне было больно видеть ее лицо, через маску льда которого пробивалась печаль, - Держи.
Скорее машинально, но она берет коробку, что я ей протягиваю, и смотрит на меня непонимающими глазами.
— Открой.
Медленно и очень неуверенно девушка выполняет мою просьбу, утыкаясь взглядом в точно такие же кроссовки, как у меня только на несколько размеров меньше.
— Я здесь, чтобы провести День Влюблённых с тобой...
***
Джошуа - 23; Эйда - 19
Они для неё много значат... как и для меня... являясь тем самым символом Любви, что была навеки запечатана в этих самых кроссовках.
Тогда... я был близок... если бы тогда я решился поцеловать, сейчас, возможно, всё было бы иначе...
У меня было столько возможностей, которые я упустил, страшась потерять ее навсегда... Поездка на другой конец города, огромная очередь, океанариум, мороженое, колесо обозрения...
И сейчас на ней вещь, что хранила в себе столь сильные чувства. Теперь же она носила эту обувь, только когда занималась одна ранним утром, как сегодня. Больше она не носит их на постоянке, закрыв своё сердце от меня.
«Крутые кроссы...» — я не скажу этого вслух...
— Прости, мне нужно на работу к девяти, - выпаливаю, обходя девушку, - Подожди, я сейчас оденусь и завезу тебя домой.
Глава 3. Эйда
“И думаю, тебе стоит знать,
Что места приходят и уходят,
Но дело в том, что
Дом там, где твоё сердце”
Эйда - 15; Джошуа - 19
И в этом безумном хаосе мыслей меня привлекает тихий скрип двери, за которым скрыта дикая суета.
— Только недолго, Мистер МакКензи, она слишком слаба.
Тоненький голос медсестры заставляет меня сконцентрировать всё моё гуляющее внимание на одной точке - входной двери, в которой появился высокий мужчина в красивом деловом костюме, что был слегка потрепан, как и его волосы, что свидетельствовало спешке. По походке, по стилю и по тому, как он держался, я сразу узнала его.
Человек, которого я боялась и уважала. Человек, подаривший жизнь моему лучшему другу, подаривший счастье тёте Эмилии, хоть и кратковременное... Единственный, кто остался...
Он присел рядом со мной и дотронулся рукой до моей холодной ладони. Жар, коснувшийся моей кожи, заставил вздрогнуть. В серых глазах, не таких ярких, как у сына, блеснул огонёк удивления, и мужчина сильнее сжал мою ладонь в попытке согреть.
На его лице на секунду отразилось замешательство, что было так не свойственно холодному и беспристрастному Питеру МакКензи - председателю и главному акционеру “МакКензи Форс”, статному человеку, что говорил одним лишь взглядом. А красные глаза кричали о важности нашей семьи в его жизни...
— Анемия, - слабо выдавила я, наблюдая за Питером.
Он понимающе закивал, никак не в силах оторвать болезненный взгляд от моей ладони, словно весь мир заключен в ней. И чем холоднее она становилась, тем больше вымирал этот мир.
Ну, конечно же, ему уже всё доложили. Все диагнозы. Все последствия...
Питер МакКензи никогда не был человеком эмоций. Слишком холодный, закрытый, гордый. Настоящий правитель своей Империи. Таким, наверное, и нужно быть, когда ты пытаешься удержаться на плаву и параллельно защищать свою семью. Я вообще сомневалась, что он способен на чувства и прочее, но его связь с Эмили - я ее чувствовала - была глубже всех познанных мною чувств. Их постоянные взгляды, задерживающиеся на вечность друг на друге. Широкие улыбки и какие-то мелкие жесты, которые понимали только они. Находясь рядом, сразу понимаешь, что они отсутствуют в этой реальности, они были в своём мире, созданном ими для них же. Думала, что с уходом жены, его покинули чувства, но сейчас...
… в его глазах стоят слёзы...
Они просто есть. Он не всхлипывал, не шмыгал носом - как делала обычно я, рыдая - просто следил за моей рукой, пытаясь сдержать наплыв эмоций. В стальных глазах слишком ярко горел огонь воспоминаний и боль плясала рядом.
Я видела. Вся та баррикада, которую он выстроил, сдерживая свои эмоции, была готова взорваться, но он держался. Всё ещё. Из последних сил. И в какой-то момент я поняла, Питер контролирует ситуацию. Уже. Сегодня я не увижу сильного человека, разрешившего себе каплю горьких слёз.
Это было бы возможно, если бы с его семьей - Джошуа - что-то случилось. Уверена, он бы выл навзрыд, как делал это после похорон Эмилии, заперевшись у себя в кабинете. Тихо. Тайно. Душераздирающе.