Зимой побережье покрывается снегом, а массивные волны превращаются в глыбы льда, по которым любители всего необычного любят прогуливаться. Мама в такое время любила просто вглядываться вдаль океана, в самый горизонт, будто находила там так много смысла, ответы на свои вопросы или просто что-то интересное. И я никогда не понимал этого взгляда, полного смирения.
А весной, когда всё тает и возвращается к жизни, пляж превращается в маленькую полосочку песка из-за приливов. Купаться все ещё холодно, но кто-то, начиная уже с конца марта, закаляется в ледяных водах атлантического океана.
Плед был завален шмотками, но я совершенно точно был один, что казалось мне чертовски неверным. Пляж, который я знал, как свои пять пальцев, на котором я просто не мог быть один. Но я был...
Нынешний отец бы не бросил свою работу, ради подобного. Мама была мертва... Как и тётя Крис и дядя Мэтт...
Эйдари? Тоже нет.
Со смерти своих родителей она погрузилась в себя, жутко напоминая моего отца. Иногда я даже задаюсь вопросом, а не его ли родная она дочь, но из уважения к маме и ее подруге быстро отмахиваю эти мысли прочь.
Шум воды и лёгкий ветерок успокаивал и заставлял остаться здесь подольше. Некое умиротворение царило здесь, превознося покой. И никакие ссоры, никакой посторонний шум не мешали этому чудному отдыху.
Но вот мой взгляд цепляется за них.
Две женщины, что стоят всего в десяти шагах от меня, держатся за руки и безэмоционально следят за мной. Их ноги по щиколотку омывает вода. Теперь на них лёгкие платья, что отлично продуваются.
На Кристалл белое короткое платье на бретелях, а на Эмили - длинное красное полупрозрачное. А под ними купальники - красный и черный соответственно.
— Мама... - шепчу.
Молчание тяжёлым куполом нависает над нами, и я уже не слышу ни детей, не океана, ни чаек.
Женщины молча, не роняя ни звука, протягивают мне свободные руки, делают шаг навстречу, но воду не покидают, и расплываются в счастливых улыбках.
— Что это... - я не в силах сказать громче.
Тупо смотрю на их руки, борясь с желанием рвануть к ним, обнять и вытащить из этого жуткого сна в реальность, а может и вовсе уйти вместе с ними. Где-то на горизонте своего сознания слышу знакомый смех и не в силах сдержаться поворачиваюсь в ту сторону.
В воде по пояс стоял Мэтт и с неким детским озорством поднимал брызги на...
Эйдари...
Она тоже была здесь. Стояла у самой границы суши и океана. И волны совсем не доходили до неё, разве что те капли, которыми орошал ее Мэтт.
Что происходит? Почему здесь Мэтт и Эйдари? Раньше в моем сне были только эти двое, так почему...
Они мертвы, так почему продолжают тревожить меня?
А что если...
В спешке обернувшись, осматриваю пляж. Незнакомые мне дети, люди. Симона... Бабушка Рид сидела на берегу в одиночестве, омываемая водой, вглядываясь в даль горизонта, как когда-то делала мама. Её глаза не выражали ничего, кроме как успокоения и наслаждения... А в нескольких метрах от нее в воде стоял незнакомец и внимательно следил за Мэттом и Эйдари. Я его не знал, никогда не видел, но не мог не узнать столь родных и любимых глаз, что с непониманием и некой толикой грусти смотрели на девушку. Это... Саймон Листерс- отец Эйдари... И он тоже в воде...
Поодаль от нас, от океана, стоял отец. Он с грустью взирал на маму, на своих друзей, на сам океан, не решаясь сделать ни шага, а может ему и не нужно было идти ближе, чтобы ощутить что-то...
Он был на суше. Я был на суше. И Эйдари тоже была здесь...
Вода касалась только тех, кто погиб... кого уже нет в мире живых...
— Нет, - шепчу я, вернув взгляд на подругу, - Этого не может быть...
Новый прилив едва касался пальцев ног Эйдари. Она звонко смеётся с детских выходок Мэтта, от чего у меня замирает сердце, и легонько отпрыгивает от прохладного Атлантического океана, но не далеко, и уже через минуту подходит ближе, чтобы услышать болтовню Рида.
— Скажите мне, что это лишь моя фантазия. Мой вымысел. Просто кошмар, который ничего не значит!
И обе поджимают губы. Кристалл медленно опускает свою руку вниз, а мама кладет ее себе на грудь, как бы показывая на легкие, что подвели ее.
***
Утром мне кажется, что я выгляжу еще хуже, чем вчера, и реакция Эйдари, когда она выходит из номера на завтрак, это подтверждает.
— О, Господи, Джош! - она буквально подпрыгивает, а ее глаза в шоке бегают по моему лицу, рассматривая темные круги под глазами, слегка осунувшееся лицо и сухие губы.