— Мне жаль тебя, Питер, — прошептала она.
Он подхватил:
— Я знал, ты пожалеешь меня, Синни. Я так запутался! Что мне делать? Скажи, помоги!
— Ничем не могу помочь, Питер. Ждать помощи ты можешь лишь от самого себя.
— Что же мне делать? — спрашивал он. — Знала бы ты, что я вчера испытал, увидев тебя снова в «Березах», совершенно такую же, как раньше, прелестную, прежнюю, хоть все изменилось, и многого не вернуть. Но ты нужна мне, Синни… Я люблю тебя! Помоги мне! Умоляю, помоги!
— Как? Ты хочешь оставить Луизу?
— Бедная Луиза! Она дала мне столько счастья, мы так ладно жили. Да, Синтия, я говорю это тебе со всей искренностью — мы были счастливы.
— Прости, Питер, но я не понимаю тебя. Ты хочешь обрести новое счастье, не жертвуя старым, как я тебя поняла, но в жизни так не бывает.
Питер сел на подоконник.
— Синтия, я сделал глупость. Надо было остаться, жениться на тебе, мы были бы счастливы, бесконечно счастливы! А теперь я муж очень богатой дамы. Устраиваю приемы за ее счет. Играю в поло на ее лошадях, катаюсь на ее яхте. Играю в рулетку — ведь она, не скупясь, тратит на меня деньги. Здесь, в Англии, есть понятие «содержанка». В Америке я чувствую себя «мужчиной на содержании». Тебе понятно, о чем я говорю?
— Да, Питер, — отозвалась Синтия, — но ты подумал о другом возможном ходе событий? Нам пришлось бы продать «Березы», тебе работать, Питер, трудиться! Легкой жизни тебе здесь не видать: одни бесконечные тревоги, заботы о самом необходимом, и так всю жизнь — тяжкий труд, борьба за существование.
— Думаешь, меня бы это угнетало, будь рядом ты? — спросил Питер просто. — Если бы мы вместе трудились и боролись?
Синтия вздохнула.
— Интересно, Питер, действительно ли ты жалеешь об этой жизни — жизни в «Березах»?
— Да, Синтия, жалею! Ты должна мне поверить, должна понять! Я совершил в жизни страшную ошибку, не сумел отличить истинного от ложного, погнался за химерой. И лишь теперь осознал, что натворил.
— И как ты предполагаешь поступить? — задумчиво спросила Синтия.
Питер встал и, не говоря ни слова, обнял ее.
— Синтия! Я люблю тебя! О Синни, я так тебя люблю! — голос был хриплый и настойчивый. — Ты всегда была моей! Какой я дурак — потерял тебя, упустил!
Он снова наклонился к ней и стал покрывать жадными поцелуями глаза, лицо, шею.
— Нет, Питер, не надо!
Она оттолкнула его, часто дыша, охваченная внезапным страхом, но с Питером было не справиться.
— Я хочу тебя, Синтия… Как я тебя хочу! Ты всегда была моей, всегда любила меня, сама знаешь! Не отказывай мне сейчас, ты так мне нужна!
Она с силой высвободилась из его объятий.
Он тоже тяжело дышал, глаза сверкали, руки снова тянулись к ней.
— Подожди, Питер, я хочу тебя кое о чем спросить. Ты сказал, что любишь меня — из-за вновь вспыхнувшего чувства ты хочешь, чтобы я стала твоей любовницей?
— Дорогая, зачем ты так? Ведь между нами дивное, прекрасное чувство!
— А Луиза? — настаивала Синтия. — Как быть с Луизой? Какие у тебя намерения?
— Оставим Луизу, — попросил Питер. — Поговорим о нас. Послушай меня!
— Нет, слушай ты, Питер, — твердо сказала она. — Я знаю теперь все, что ты хотел сказать. И все поняла — и не испытываю к тебе ничего, кроме глубокого презрения. Многие годы жизни я страдала из-за чувства к тебе. Мне жаль теперь тех лет. Каких же я наделала глупостей! Я любила тебя, каким ты мне представлялся, человека, которого давно не существует. Прощай, Питер! Я не желаю тебя видеть, ни сейчас, ни потом!
Она направилась к двери, но Питер ее опередил.
— Синтия, — молил он, — не покидай меня! Я лишь хотел все тебе объяснить! Любимая, я никогда не умел толком ничего сказать, но разве ты не видишь? Все осталось, как прежде?
Он снова обвил ее руками, но Синтия резко вырвалась из его объятий.
— Не смей касаться меня! — воскликнула она. — Уходи, оставь мой дом!
Взбежав по лестнице наверх, Синтия заперлась в спальне, упала лицом в подушки и горько заплакала.
15
Синтия укладывала чемодан, когда в спальню вошла Грейс.
— Извините, мисс, вы хотели… — Она смолкла на полуслове. — Неужто вы уезжать собрались?
Синтия взглянула на нее. Та заметила бледность своей молодой хозяйки, тени под глазами.
— Да, Грейс. Поеду в Лондон.
— Беда, мисс, такая беда! Я все время этого боялась!
Синтия подняла голову и отбросила волосы со лба.
— Чего боялись, Грейс?
— Мистера Питера, мисс! Он вас тогда обидел, сейчас обидел снова. Я чуть было не в слезы, как он утром к нам на порог пожаловал, так хотелось сказать, чтобы убирался подобру-поздорову, да дверь захлопнуть.