кучу всего прочего. - Скрипка, говоришь, - он вдруг расхохотался, - будет тебе скрипка, элиец! Повинуясь знаку своего предводителя, несколько вампиров подхватили меня под руки и взмыли ввысь. Туда, где на одном из парящих островов и обитал Расберг. Приземлились мы у входа в роскошный шатер, куда меня довольно грубо и втолкнули. Асмодианин не спеша вошел следом. Его свита и вампиры остались снаружи. И только я задумался, зачем нежити шатер, равно как и любое другое жильё, как увидел ее. Изумительной красоты скрипка, покрытая черным лаком, лежала в открытом футляре, выстланном изнутри кроваво-алым бархатом. Я словно завороженный не мог отвести взгляд от плавных обводов деки, мысленно поглаживал вытянутый гриф и прикасался к туго натянутым струнам. Асфель побери! В тот момент я готов был душу отдать лишь за возможность взять ее в руки. - Ну, чего застыл? - голос асмодианина прямо-таки сочился ядом. - Вот скрипка. Клянусь Бездной, пощажу тебя, если сумеешь хоть что-то сыграть на ней. Боги Атреи! Трясущимися руками я дотронулся до этого сокровища, задыхаясь от волнения, и почувствовал отклик. Возможно, это была просто иллюзия, но в тот момент мне показалось, что чудесный инструмент принял мои восторги и разрешил творить музыку. Время застыло. Мир сжался до смычка, летающего по струнам и сумасшедшей, вызывающей настоящий экстаз мелодии. Я забыл обо всем - о Расберге, собирающемся убивать меня долго и мучительно, о терзающих душу провалах в памяти, о кишащей вокруг нежити, о жутком черном смерче, уносящим погибших к проклятому кибелиску. Во вселенной остались только мы двое - скрипка и музыкант, спаянные в одно целое волшебной силой искусства. Не знаю, сколько продолжалось чудо. Может час, а может вечность. Время перестало иметь значение, равно как и всё прочее. Я качался на волнах эйфории и был настолько счастлив, насколько это вообще возможно. Где-то там, на границе слышимости звучал чей-то голос. Кажется, куда-то звал. Зачем? Вдруг резкий толчок вернул меня в реальность. Расберг одной рукой держал мою, сжимающую смычок, не давая прикоснуться им к струнам. А другой сгрёб в горсть обрывки туники на груди и весьма чувствительно встряхивал, пристально вглядываясь в лицо. Заметив, что я полностью пришел в себя, асмодианин улыбнулся и, разжав руки, отступил на шаг. - Первый раз невозможно самому остановиться, - спокойно пояснил он, - нужен помощник, который развеет наваждение. Полог шатра был откинут и в проем врывался прохладный ветер, сразу остудивший моё пылающее лицо. На черном бархате небес перемигивались звезды. Уже ночь? Расберг осторожно вынул скрипку из моих пальцев и вернул ее в футляр. - Ну как ощущения? - в его голосе не было прежней злобы и ярости, только удивление и легкая грусть. Я не мог ничего ответить. Реальность словно подернулась дымкой, а в ушах зазвенела колдовская мелодия. - Элиец, борись! Не поддавайся мороку. Скажи хоть что-нибудь! Выругайся наконец, только не молчи! Короткая боль обожгла щеку. В голове сразу прояснилось, но губы отказывались повиноваться. Следующая затрещина тоже не помогла. Только после еще двух или трех я смог заговорить. Почему-то на асмодианском. - Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам, Вечно должен биться, виться обезумевший смычок, И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном, И когда пылает запад и когда горит восток. - Что ты сказал? Повтори! - воскликнул Расберг, тряся меня за плечи, но мир уже заполнился тьмой беспамятства. Несколько дней я прожил на парящем острове на положении полугостя-полупленника. С асмодианином у нас установились довольно странные отношения. Мы много общались, он рассказывал мне о Майне, о своей жизни дома и здесь, даже о том, что весь этот ужас, творящийся вокруг, был не результатом его страшной мести, а банальным экспериментом одной из секретных лабораторий. Надо заметить, неудачным экспериментом, от которого пострадал и сам Расберг. - Друзья шлют мне с оказией письма, зовут вернуться, - он горько усмехнулся, - а что я буду делать такой на родине? Устроюсь экспонатом в музей? Проект давно закрыт, но его последствий не изменишь. Вот и остаюсь тут сторожем катастрофы и одновременно главной страшилкой для местных обывателей. Иногда мы отчаянно ругались. Особенно когда темой разговора становилось противостояние наших рас. - Всё зло от вас, элийцев. Мы и так сильно пострадали при Катаклизме. Едва приспособились к суровым условиям, как стали возникать пространственные разломы и нападения балауров. А потом явился Дельтрас и развязал еще одну войну. - Да? Парни прошли всю Бездну, уже смирились с мыслью о неизбежной гибели и вдруг пространственный разлом. Дикая безумная надежда вернуться домой! Но они оказались в Асмодее. И как же вы их встретили, не припомнишь? Джикел потребовал бухнуться перед ним на колени, отказаться от всего, что было для них свято, чему они служили раньше ради спасения собственных шкур. Вот ты, ответь мне как воин, стал бы валяться в пыли, вымаливая пощаду? Однажды Расберг сказал мне странную вещь. - Знаешь, Эрт, ты настолько сильно напоминаешь одного моего близкого друга, что иногда мне кажется, будто я разговариваю с ним, а не с элийцем. Не внешностью - характером, привычками, отношением к жизни. Его душа давно слилась с потоком эфира. В нашу последнюю встречу он оставил мне на сохранение свою скрипку. Да-да, ту самую. Инструмент был зачарован и признавал только одного хозяина. Каждого, кто пытался на ней играть, ждала незавидная участь - лишиться или пальцев, или разума. Не знаю от чего зависел результат, но за много лет ты первый, кого она признала. Прости, подарить не могу - давал слово хранить, сколько бы времени не прошло. И может из-за этого странного сходства меня просто выводит из себя твое произношение! Так началось мое углубленное изучение асмодианского. Расберг оказался строгим наставником, подмечающим любые, самые незначительные оплошности. Там, где я считал результат идеальным, он сразу находил массу ошибок и презрительно хмыкал - Ты разговариваешь, словно неграмотный крестьянин из глухой провинции. Да не квохчи, как курес! Это сочетание произносится вот так. Повтори! Нет, нет. Вот так! Чуть лучше, но всё равно не то. Заново! Наконец, настал момент, когда ему оказалось не к чему придраться. В тот день он отпустил меня, признавшись - Этот столичный выговор сложен даже для нас, асмодиан. Чтобы его безупречно освоить требуется уйма времени и стараний. Если не заниматься с детства, то канонически правильного произношения добиться практически невозможно. У вас же вообще другая артикуляция. Поэтому я не верил, что у тебя получится. Но дал себе слово, если вдруг случится чудо, подарить тебе свободу. Мы тепло распрощались и я вернулся в Юфросин, где меня считали давно погибшим. Сочинил для местных какую-то сказочку про то, как удрал от явившегося на зов Расберга, а потом долго прятался в руинах от нежити. Не знаю, поверили мне или нет, но Зетус даже выплатил оставшуюся часть гонорара, хотя флейту я потерял, да и антикварная стенонская туника превратилась в грязные лохмотья. - Делаа, - протянул Нерс, почесывая затылок, когда рассказ был окончен, - а ведь и меня гоняли в свое время с письмом к Расбергу. Тим, как тебе история? Ты же знал про эксперимент и ничего не сказал! - Знал, - признался тот. - Но это закрытая информация. Как бы ты мотивировал отказ отнести весточку от старого друга, не выдавая истинных причин, а? Ну сгонял лишний раз в Элиос, от тебя не убыло. Я вообще много чего знаю, о чем не то, что говорить, даже вспоминать нежелательно. Великий Маркутан! Вот значит, куда делась проклятая скрипка! Возможно, так оно и лучше. - Мне тоже кое-что интересно, с чего вдруг Стив перепугался, услышав мой выговор, - решил и я удовлетворить своё любопытство. - Это не просто столичный акцент, - пояснил, смеясь, гладиатор. - А нечто вроде визитной карточки элитной школы, в которую берут только детей или близких родственников не просто высокопоставленных, а очень и очень высокопоставленных чинов. Понимаешь? Высшая аристократия! Я усмехнулся, представляя, как бы отреагировал настоящий выпускник их школы для избранных на грубые шуточки Стива.