— Извини, Карл, я не хотела затрагивать твои чувства. Прости, пожалуйста, за эгоизм. Когда твоя мать ушла из жизни, тебе было семнадцать. Ты ее вспомнил?
— Да, конечно. Нашел ее фотографию в своем бумажнике, в больнице, после операции. А когда ты мне сказала о смерти матери и моем последующем отъезде в США после повторного брака отца, я сразу вспомнил, что это она. Эту фотографию я всегда ношу с собой. Она была красивая. Блондинка с длинными волосами. Наверное, я похож на нее, хотя самому судить трудно. Жаль, что у меня только черно-белое фото. Я бы хотел иметь при себе цветное.
— Это несложно сделать. У тебя в кабинете есть ее большая цветная фотография. На твоем письменном столе. Можно заказать уменьшенную копию.
— Прекрасно. А где сейчас моя мачеха?
— Живет в своей квартире, которую получила в наследство от мужа. В Стокгольме. Вместе с сыном. Я тебе уже говорила. Ее зовут Элеонора, а его — Морган. А почему ты спрашиваешь?
— Да так, интересно. Все же родственники. Она не работает?
— Нет, насколько я знаю. Нет необходимости. Она вполне обеспеченная женщина. Твой отец завещал ей все свое состояние, включая квартиру. А тебе досталась компания.
— Интересный раздел имущества. Ты считаешь это справедливым?
— Нет, конечно. Но я на это никак не могла повлиять в то время. Как и ты, впрочем. Ты был в Америке. А я тогда еще не была с тобой знакома.
— Да, да. Именно поэтому. Я понимаю, — как-то скептически заметил собеседник. — Во всяком случае, ее должен был удовлетворить такой раздел имущества. Она что-то получает дополнительно из доходов моей компании?
— Вряд ли. Насколько я разбираюсь в финансовых делах компании, это маловероятно. Во всяком случае, ты мне об этом не говорил.
— Значит, скорее всего, нет. Это хорошо. А как насчет Моргана? Чем он занимается? Чем зарабатывает на жизнь?
— Мне трудно сказать что-то определенное. Я ведь за ним не слежу. Как мне кажется, он нигде не работает. Возможно, какие-то небольшие доходы имеет, но их источник мне неизвестен. По-моему, он получает деньги в основном от матери.
— Забавно. И сколько же ему лет? — спросил Карл инквизиторским тоном.
— Он мой ровесник, — сухо ответила Лина, уже порядком уставшая от непрерывного и неприятного допроса.
— Значит, уже вполне взрослый. И до сих пор не нашел, где пристроиться, чтобы стать самостоятельным, — задумчиво констатировал глава компании и без того понятную ситуацию. — А ты его знаешь?
— В каком смысле? — насторожилась Лина.
— В прямом. Ты знакома с ним? — Он повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза.
— Да, конечно. — Лина постаралась, не моргнув глазом, выдержать это испытание пронизывающим насквозь огненным взором.
Она не могла сообразить, как лучше поступить в этой ситуации. С одной стороны, это достаточно благоприятный случай, чтобы раскрыть глаза Карлу на все гнусности его названного братца. А затем общими усилиями покончить раз и навсегда с происками Моргана и с той двусмысленной ситуацией, в которую она попала не по своей вине. Но, с другой стороны, вряд ли тогда из этой переделки удастся выбраться нетронутой. Ее отношения с Карлом и без того уже висят на волоске. Вот-вот после восстановления памяти начнется основное испытание для ее нервов и чувств. Так стоит ли ускорять и без того печальный конец. Наверное, лучше всего пока ограничиться какими-то общими фразами. И отвечать только на прямые вопросы.
— У тебя с ним что-то было до замужества?
— Ничего серьезного. Если бы что-то было, я бы тебе об этом сказала.
— Буквально все?
— Основное. Без пошлых деталей, — сухо подчеркнула Лина. — Я бы не стала ничего скрывать от человека, которого люблю. Я работала с твоим отцом еще до твоего приезда. И, естественно, несколько раз сталкивалась с его приемным сыном по различным вопросам.
— По рабочим вопросам или по личным? — продолжил допрос разохотившийся инквизитор.
— Даже не знаю, как это определить:
— А ты попробуй, дорогая. Я пойму.
— Ну… с его стороны были попытки сойтись поближе. Но к тому времени я уже поняла, что он из себя представляет. Так что из этого ничего не получилось. Я никогда не была с ним близка, если ты именно это имеешь в виду. Я достаточно четко тебе объяснила? — Она говорила уже во весь голос и нескрываемо раздраженным тоном. В конце концов, подумала она, какого черта я должна оправдываться. И за что?
— Извини, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть, — примирительным тоном заговорил Карл, заметно удовлетворенный ее ответом. — Просто хотел разобраться в этой запутанной ситуации. А то мало ли какие обстоятельства могут возникнуть, — как-то загадочно произнес он, вновь пробудив подозрения и страхи в душе Лины.
Может быть, он уже давно прозрел и сейчас просто играет с ней в какую-то свою, непонятную пока ей игру?
К счастью, допрос, а вместе с ним и ее психологические мучения прервались по вполне объективным причинам. Впереди показалась цель их путешествия — пристань поселка, у которого они должны были причалить. Карл уже вполне уверенно ориентировался по карте и в собственной памяти морехода.
— А вот и она! То, что нам надо, — радостно закричал он, отвернувшись от Лины, сразу забыв про свою ревность и несправедливую дележку наследства. И тут же продолжил озорным тоном, имитируя капитанские команды: — Боцман! Земля! Свистать всех наверх!
Ведет себя как расшалившийся ребенок, подумала Лина, с трудом скрывая улыбку. Такое впечатление, как будто на своей моторной «каравелле» он пересек океан и повторил подвиг Колумба, открывшего новый материк. А хорошо было бы обзавестись собственной океанской яхтой и совершить кругосветное плавание. Конечно, не одной. Рядом с этим веселым моряком. В качестве свадебного путешествия. Неспешный круиз по всем морям и океанам, с заходом во все красивые прибрежные страны и знаменитые портовые города. Посмотреть и на апельсиновые рощи и финиковые пальмы, и на плывущие айсберги с танцующими на них пингвинами.
На борту, естественно, полная команда, вместе с капитаном, чтобы не карабкаться самим по мачтам и не копаться в моторе. Умелый кок на кухне, свой небольшой оркестр. Прекрасная еда, вино и танцы. И немного гостей, чтобы не было скучно, но и не слишком мешали. Дни и ночи, полные любви, музыки и танцев. Чтобы все путешествие было одним сплошным праздником.
А потом каждый год они будут выходить на морскую прогулку. Сделают это семейной традицией. Ну пусть не каждый год, а раз в два-три года. Почти в том же составе. Только вместо гостей в иллюминаторах будут торчать забавные и веселые детские личики. С каждым выходом в море их будет прибавляться. Пока не станет ровно двенадцать. Шесть мальчиков и шесть девочек. Может быть, уже пора начать подбирать им имена?
Они довольно быстро вышли на главную улицу поселка, где возвышался двухэтажный универсальный магазин. К нему по бокам примыкали более мелкие «торговые собратья». В главном магазине шла бойкая рождественская распродажа. «Супруги» вооружились тележкой для покупок и двинулись вдоль полок. Выбор подарков был весьма впечатляющим.
Вначале они набрали свечей в банках, которые могли гореть даже на сильном ветру. Потом положили в тележку целую кучу традиционных елочных игрушек и две гирлянды электрических лампочек. Взяли также пару наборов «звездного неба» из светящейся пленки для украшения потолка и стен. Затем взгляд Карла привлек сияющий разноцветными огнями стеклянный вращающийся шар, как на дискотеке. В общем, вскоре тележка была заполнена доверху. Последним в нее был уложен довольно большой плюшевый лось, которого «супруг» обещал пристроить на диване возле камина на правах гостя в связи с отсутствием на острове другой живности, которую можно было бы приманить на праздник к дому. Хотя, конечно, можно было бы заняться воронами. На острове они водились. Даже у великого Одина, отца богов, было при себе постоянно два мудрых говорящих ворона — Мунин и Хугин. Может, и им приручить парочку? Почему бы не последовать примеру небожителей?
За время покупательского ажиотажа у Лины появилась мысль о том, что не мешало бы заранее приобрести подарки. Кое-какие замыслы уже были, так что осталось только их реализовать. И, естественно, заняться этим порознь с «мужем». Иначе что это за сказочное Рождество, если спутник жизни уже знает заранее о том, что его ждет в свертке под елкой, завернутом аккуратно в красивую оберточную бумагу? Или в старом полосатом чулке, подвешенном в потухшем камине?