— Нет, не то, опять не то… Где же я читал эту статью?
Библиотека у него не ахти какая — книжек тридцать всего. И все разные. Тут боевики соседствуют с семейной сагой, а ужасы с классикой позапрошлого века. Есть несколько словарей и справочников. В основном все это притащил ему из местной библиотеки Дима. После того, как Егор изменился, чтение стало чуть ли не главным его занятием. Он буквально глотал книги, прочитывая особо интересные по несколько раз.
Но сейчас того, что ему нужно было, он найти не мог.
Придется полагаться на те отрывки информации, что он может выудить из памяти.
Он пересек комнату, сел на скрипучую кровать. Несколько минут голова гудела от напряжения, но больше того, что он уже знал, в нее не пришло. Да и откуда там появиться знаниям?
— Ну и наплевать! — он решительно встает, идет опять к окну.
Снова чешет в затылке, потом догрызает и без того обглоданный ноготь на указательном пальце. И ответ пришел к нему. Как всегда неожиданно.
Он так возбужденно сцепляет пальцы, что хрустят суставы, сердце стучит в груди все сильней. Повернулся от окна и, словно оратор, сказал внимающей ему публике.
— Итак, что мы имеем, господа? А имеем мы сбежавшее дикое чудище!
Сделал многозначительную паузу, мебель в комнате утвердительно и заворожено молчала. Егор продолжил, добавив к словам энергичную жестикуляцию.
— И что это значит? Я вас спрашиваю!
Книги на полке притихли. Егор продолжал, меряя комнату от стены к стене, втолковывая ритмично, на каждом шаге.
— А это значит, люди его боятся! Так? Так. А, следовательно, можно это как-то использовать, чтобы народ еще больше запугать и направить их злость и страх в правильное русло. То есть против тех, кто меня незаслуженно выгнал!
Он остановился, глаза блестят, публика молча, но восторженно ликует.
— Так вот, дорогие мои! Кто я? Ну? — он пристальным взглядом окидывает мебель, книжные полки, торжественно поднимает обкусанный донельзя палец вверх. — Правильно, я — урод! А кто он? Он тоже урод, такой же, как и я. Мы с ним почти братья! — Он разводит руки в стороны. — И вы, друзья мои, тоже, стало быть, ему братья. Потому что мы с вами все изгои! Инвалиды, калеки, дебилы — все мы с вами одной крови! Значит, мы кто?
Егор прикладывает ладонь к уху, наклоняется вперед, голоса скандируют ему со всех сторон громче и громче: «У-ро-ды! У-ро-ды!..»
— Правильно! — провозгласил он, вскидывая руки к потолку. — Мы все с вами — уроды! Монстры! Изгои! И наша задача — объединиться, стать силой, способной постоять за свои права! Показать этим «нормальным» людишкам, что мы лучше! Что мы сильней! Что мы еще живы! И мы подчиним себе этот мир!!!
Бурные, продолжительные аплодисменты.
Егор откланялся, торжественно вышел на кухню. Он воодушевлен, как никогда еще. Он сможет поднять всех под свое крыло — калек, инвалидов, нищих и обездоленных. Их теперь так много! Настолько, что они могут стать реальной силой в борьбе за власть.
Власть…
Какое сладкое это слово. Почти позабытое.
Но, ничего. Он еще покажет себя. Он вернет себе все! Все!
А помог ему это понять сбежавший монстр.
Егор устало опустился на табурет, взял со стола корку хлеба, откусил и стал бездумно жевать, глядя в одну точку.
Монстр. Зверь. Нелюдь.
Чем же может он ему помочь, быть полезным? Что-то Егор чувствует к нему, какое-то едва уловимое дыхание единомышленника.
Он все равно что-то придумает. Он обязательно сможет понять то, что можно будет использовать в этой ситуации в свою пользу.
Глава 4
Зверь.
Спуск с горы оказался длиннее, чем я рассчитывал.
Силы были на исходе. Под грудиной боли становились все невыносимее. Голова кружилась, голодная тошнота не проходила.
И еще этот запах. Запах людей. Хоть я и обессилен, но этот запах ничем не перебьешь. Даже умирая, последнее, что я буду чувствовать — запах человека. Кажется, что он уже настолько въелся в плоть, что никогда не выветрится и не отмоется.
Плохо.
Очень плохо.
Унять силой воли голод я могу, забыть о ранах и собрать все силы для продолжения борьбы тоже. Но избавиться от запаха — никогда.
Отвлекшись своими мыслями, я едва не наткнулся нос к носу на людей. Вот, что значит думать тогда, когда надо чувствовать. Вот, что значит дать овладеть себя злостью.
Так не годится. Это не в моей природе, не в моих привычках. Такого со мной раньше никогда не было. Я всегда трезво смотрел на жизнь, на обстоятельства, на окружающее. А теперь эта тревожность, страх, безрассудство…
Не слишком ли долго я был под влиянием человека?