— А для чего им язык? Они что, так много с местным народом разговаривают? Ведь, в принципе, современный человек тоже вполне обходится этими же двумя сотнями слов.
— Это точно, — засмеялся профессор. — Особенно подростки. И словарь у них свой, даже иногда непонятно, о чем говорят!
Я остановился, профессор, задумчиво идущий следом, уткнулся мне в спину.
— Что такое? — спросил он.
— Нет, ничего, — ответил я. — Ниточку потерял сначала, потом нашел. Да вы продолжайте.
— Да, — сказал справа Глеб. — Только погромче! Очень интересно!
— Ну, ладно, — согласился профессор. — Так вот, о языке. Я так думаю, что они все же желают этого контакта, потому что жизнь-то у них — не сахар. Иногда и пожрать даже нечего.
— Да, кстати, а чего они едят-то? — опять спросил Глеб.
— Едят? — профессор задумчиво посмотрел на него. — Вот есть такое изречение: «Скажи, что ты ешь — и я скажу, кто ты». Слышали?
— Ну, слышали, — ответил Глеб.
— В общем, от того рациона, что они предпочитают, я все же склонен сделать вывод, что они больше животные. Потому что очень любят сухой собачий корм, фрукты. А еще вы знаете, часто осенью они приходят к людям и просто нагло и агрессивно требуют еду!
— Как это «нагло»? — спросил Глеб. — Прямо приходят и говорят: «Жрать давайте, люди!»
— Ну, я не знаю как именно, сам не слышал. Но так говорят местные. А еще они нападают на домашних животных — телят там всяких, овец. Я так думаю, леса наши пустеют, животных все меньше, а перед зимой им жир нужно наедать для тепла. Но, что интересно, едят только внутренности — легкие, печень, почки, сердце и так далее. Остальное просто оставляют, отчего людям потом приходится закапывать за ними гниющие трупы.
— Ни фига себе гурманы! — изумился Глеб.
— И как же он ладил с людьми? — спросил я. — Вообще, как они к людям относятся?
Запольский тяжело вздохнул, эта часть рассказа ему, видимо, не очень приятна. Но все же ответил.
— Людей они называют «маленькими злыми человечками». Вообще, люди рассказывали о них неохотно, мало, скупо. Несмотря ни на что, они считают их почти что дальними родственниками человека, просто немного одичавших лесных братьев. Причем, скорее всего старших. И они предостерегают любопытствующих, не хотят, чтобы лесных людей тревожили. Да, а люди называют их в России в разных местах по разному. То Хозяином леса, то Антошкой, то Диким человеком.
— А почему у нас об этих антошках так мало знают? — спросил Глеб. — У нас их что, меньше, чем в той же Америке?
— Вы знаете, — терпеливо объясняет Запольский. — Больше всего известно о бигфуте и йети в Америке и других странах потому, что ученые, любители и простые люди там активно им интересуются, много клубов всяких, энтузиастов. Это же как реклама. Само собой, это вовсе не означает, что в других странах их нет. В том числе и в богатой глухими лесами России. Ах да, — оживился профессор. — Вы наверное и не знали, что в середине ХХ века правительством тогда еще Советского Союза во главе с Хрущевым была спонсирована экспедиция на Памир, по значимости приравненная к полетам в космос. Хрущев сказал, что если и есть снежный человек, а тогда о нем очень много говорилось и писалось, то он должен быть советским. Контроль за экспедицией был на высочайшем уровне, равно как и снабжение. Докладывали аж чуть ли не самому Хрущеву!
— И что же!? — я даже остановился. Услышать такие сенсационные известия.
Запольский улыбнулся, видя мою реакцию.
— Очень обидно, — сказал он, — но найти снежного человека так и не смогли, хотя попадалось много следов и других доказательств его существования. Связано это помимо какой-то природной неуловимости снежного человека, еще и с плохой организацией, ведь возглавлять экспедицию поставили ботаника, пусть даже и с научной степенью. А его, знаете ли, больше травка интересовала, а не какое-то животное, еще и такое неуловимое. Так что, вот так…
— И что, все?! — сенсации я не услышал. Еще бы, если бы это случилось, это бы наверняка вошло в историю, как одно из достижений того времени, времени хрущевской оттепели. — Больше ничего не делали, не было исследований?
— Ну почему же, были. После завершения этой неудачной государственной экспедиции, которую быстренько свернули и благополучно забыли, было множество частных. Но снежный человек по-прежнему был неуловим.
Мы все — я, Глеб и Антон — забыв обо всем встали кружком возле Запольского и с огромным интересом слушали его рассказ.
Когда он закончил, посмотрел на нас, то удивленно заморгал.
— А чего встали? Чего заслушались? Дело давайте делайте!