Выбрать главу

Роберт Сойер

Вспышки

С тревожно бьющимся сердцем я осматривал место происшествия. Это был зловещий, но странно уместный образ: яркий свет, вспыхивающий и гаснущий. Свет был от садящегося солнца, видимого сквозь окно, а пульсации создавались свисающим из неумело завязанной петли телом, которое ритмично покачивалось, на мгновение загораживая кроваво-красный диск.

— Ещё один, да, детектив? — сочувствующим тоном спросил Цзю, сотрудник охраны кампуса, у меня из-за спины.

Я оглядел офис. Монитор компьютера демонстрировал виртуальный рабочий стол с панорамным видом спиральной галактики в качестве обоев; ни одного открытого файла. На реальном столе также отсутствовали какие-либо бумаги. Эти бедолаги теперь даже не оставляют предсмертных записок. Какой смысл? Всё уже и так сказано.

— Да, — тихо сказал я, отвечая Цзю. — Ещё один.

Покойнику было около шестидесяти; костляв, почти лыс. Одет в чёрные джинсы и чёрную водолазку — стандартное профессорское одеяние в наши дни. Петлю он сделал из волоконно-оптического кабеля, жемчужно поблёскивавшего в свете солнца. Глаза выпучены, рот широко раскрыт.

— Я его немного знал, — сказал Цзю. — Этан Макчарльз. Приятный человек — всегда помнил, как меня зовут. Многие профессора считают, что они слишком важные, чтобы здороваться с охранниками. Но не он.

Я кивнул. Лучший панегирик из всех, на которые можно надеяться — честный, спонтанный, от сердца.

Цзю продолжал:

— Он был женат, — сказал он, указывая на золотую ленту на левой руке трупа. — Думаю, жена работает здесь же.

Я почувствовал, как сжался желудок, и вздохнул. Моё любимое занятие: оповещать родственников.

* * *

Метилирование цитозина: Основой всех форм жизни являются самовоспроизводящиеся нуклеиновые кислоты, обычно трифосфопаракарболонуклеиновая кислота или, реже, дезоксерибонуклеиновая; в обоих случаях вторичный поток наследственной информации кодируется состоянием метилирования цитозина, позволяя приобретённым признакам передаваться следующим поколениям…

* * *

Секретарь факультета подтвердила то, что сказал Цзю: жена профессора Этана Макчарльза действительно работает в Университете Торонто; она тоже профессор с бессрочным контрактом, но на другом факультете.

Идя по коридору, я вспоминал времена, когда я сам был здесь студентом. Курс 1998 года — «9Т8», как это изображалось на факультетских свитерах. Прошло уже — сколько? — семнадцать лет с тех пор, как я закончил учёбу, но время от времени я всё ещё просыпался в холодном поту от повторяющихся студенческих кошмаров: экзамен, к которому я не готовился, курс, на который я забыл записаться. Безумные сны, остатки эпохи, когда крохи человеческого знания ещё что-то значили; когда от цифр и фактов, обнаруженных нами, что-то зависело.

Я шёл дальше. Кое-что всё-таки поменялось со времён моего студенчества. Тогда коридоры в перерывах между занятиями были запружены народом. Теперь стало гораздо свободнее — набор студентов упал до последнего предела. Коридор был очень длинный, с флуоресцентными лампами на потолке и рядами деревянных дверей по сторонам; рядом с каждой — панель матового стекла от пола до потолка.

Я покачал головой. Храм науки.

Храм смерти.

Наконец, я нашёл аудиторию Мэрилин Масланковски; запутанная система нумерации помещений легко всплыла в памяти. Она, по-видимому, только что закончила лекцию и стояла рядом с кафедрой, разговаривая с рыжеволосым студентом; больше в аудитории никого не было. Я вошёл.

Мэрилин, со светло-каштановыми волосами и круглым луноподобным лицом, была лет на десять младше мужа. Студент просил дополнительного времени на завершение эссе по романам Роберта Чарльза Уилсона; после нескольких льстивых замечаний Мэрилин капитулировала.

Парень ушёл, и Мэрилин повернулась ко мне, улыбкой поблагодарив меня за ожидание.

— Гуманитарные науки, — сказала она. — Удачное название, да? По крайней мере в области английской литературы мы всё ещё являемся наивысшим авторитетом. Хорошо, что осталось хотя бы несколько таких областей.

— Надо полагать, — согласился я. Я всегда заставляю сына делать домашнее задание вовремя; разве преподаватели не знают, что если они не требуют соблюдения назначенных ими сроков, то тем самым усложняют задачу родителям? А, ладно. По крайней мере, тот рыжий парень пошёл в университет; сомневаюсь, что мой сын сделает так же.

— Вы профессор Мэрилин Масланковски? — спросил я.

Она кивнула.

— Чем могу помочь?

Я не протянул руку; нам теперь не разрешают никаких действий, ведущих к физическому контакту.

— Профессор Масланковски, меня зовут Эндрю Уокер. Я детектив в Полицейском управлении Торонто. — Я показал свой жетон.

Её карие глаза сузились.

— Да? Что случилось?

Я огляделся, чтобы убедиться, что мы по-прежнему одни.

— Это касается вашего мужа.

— Этана? — её голос едва заметно задрожал. — Господи, с ним что-то случилось?

Не существует простого способа сделать это. Я глубоко вдохнул и продолжил:

— Профессор Масланковски, ваш муж умер.

Её глаза широко распахнулись, и она неуверенно отступила на полшага назад, упершись в доску-дисплей, занимавший всю стену позади неё.

— Мне ужасно жаль, — сказал я.

— Что… что произошло? — спросила, наконец, Мэрилин; её голос превратился в шёпот.

Я слегка приподнял плечи.

— Он покончил с собой.

— Покончил с собой? — повторила Мэрилин, словно никогда раньше не слышала этих слов.

Я кивнул.

— Нам нужно, чтобы вы опознали тело как ближайший родственник, но охранник говорит, что это он.

— Господи, — сказала Мэрилин. Её глаза по-прежнему были широко раскрыты. — Господи…

— Я так понимаю, ваш муж был физиком, — сказал я.

Мэрилин будто не слышала.

— Мой бедный Этан… — тихо произнесла она. Касалось, она вот-вот рухнет. Если бы я посчитал, что в процессе падения она может пораниться, я бы кинулся к ней и подхватил; в противном случае устав требовал сохранять дистанцию. — Мой бедный, бедный Этан…

— Ваш муж проявлял признаки депрессии? — спросил я.

Внезапно голос Мэрилин обрёл твёрдость.

— Разумеется! А вы разве нет?

Я ничего не сказал. Я уже привык.

— Эти инопланетяне, — сказала Мэрилин, закрыв глаза. — Эти проклятые инопланетяне.

* * *

Равновесие спроса и отдачи: Хотя различным культурами были опробованы бесчисленные экономические системы, все, кроме одной, оказались неадекватными в условиях наличия практически неограниченного изобилия материальных ресурсов, ставшего возможным благодаря технологиям дешёвой реконфигурации субатомных частиц. Единственная успешная система, известная как Равновесие Спроса и Отдачи, а также иногда называемая Плавильней [Непереводимое имя собственное] в честь её главного историографа, работает, поскольку реагирует на рыночные силы, оперирующие независимо от индивидуальной психологии, и таким образом…

* * *

К тому времени, как мы вернулись в офис Этана, его вынули из петли и уложили на пол; простыня, которую принёс коронер, накрывала его лицо и тело. Пока мы шли через кампус, Мэрилин непрерывно плакала. Было начало января, но из-за глобального потепления снегопадов, которые я помнил из детства, в Торонто теперь почти не случалось. Бо́льшая часть озона тоже исчезла, и ультрафиолет беспрепятственно достигал земли. У нас не было защиты даже от собственного солнца; что уж говорить о защите против того, что приходит со звёзд?