— Не волнуйтесь, юноша! Человек моего рода занятий привык сталкиваться и с худшим.
— Но я в самом деле никогда не видел профессора в таком возбужденном состоянии! С ним просто боязно находиться рядом. Вы понимаете теперь, почему мы с его дочерью так беспокоимся? При этом о помрачении ума речь не идет: его рассудок совершенно ясен!
— Даже слишком! — кивнул Холмс. — В этом и состоит моя ошибка. Как видим, память у него существенно крепче, чем я ожидал. Между прочим, нельзя ли, раз уж мы здесь, взглянуть на окно комнаты мисс Пресбери?
— Вот оно, посмотрите. Второе слева, — показал мистер Беннет, когда мы, пробравшись через кусты, вышли на участок, откуда был хорошо виден весь особняк.
— Ого, туда совсем не просто залезть. Хотя… Посмотрите: снизу тянется плющ, а над ним, вон там, водосточная труба. Все это, что ни говори, точки опоры.
— Честно говоря, я не смог бы туда влезть, — признался мистер Беннет.
— Разумеется! Для обычного человека это, безусловно, будет крайне рискованным делом.
— Мистер Холмс, я должен сделать вам еще одно признание. Мне удалось добыть координаты того господина, которому профессор отправляет письма по лондонскому адресу. Сегодня утром я сумел скопировать адрес. Поступок, позорящий честь личного секретаря, — но что мне еще оставалось!
Холмс взглянул на адрес — и спрятал бумажку в карман.
— Дорак? Интересное имя! Славянское, надо думать. Пожалуй, это важная деталь. Возвращаемся в Лондон сегодня же: не вижу смысла оставаться здесь. Арестовывать вашего шефа не за что — он не совершил ничего преступного. Поместить его под наблюдение врачей тоже нет никаких оснований: невозможно доказать, что его разум пошатнулся. Остается лишь выжидать…
— Но как же нам с Эдит быть?
— Наберитесь терпения, мистер Беннет. События, думается, начнут разворачиваться очень быстро. Если я хоть что-то правильно понимаю — перелома можно ожидать во вторник. В этот день мы, разумеется, прибудем в Кэмфорд. При всем том могу признать, что обстановка в доме крайне напряженная. Так что, если у мисс Пресбери есть возможность продлить свою отлучку…
— Это несложно.
— Тогда ей лучше остаться в Лондоне до тех пор, как мы не убедимся, что опасность окончательно миновала. А ваш шеф пусть пока ведет себя как его душе угодно, не надо ему возражать. Насколько я понял, когда он в хорошем расположении духа, с ним вполне можно ладить…
— Смотрите, вот он! — испуганно прошептал Беннет.
Мы увидели сквозь листву, как в дверном проеме возникла высокая, статная фигура профессора. Он стоял, чуть наклонившись вперед и как-то странно покачивая свешенными вдоль тела руками. Озираясь, он вертел головой во все стороны. Беннет тут же махнул нам рукой в знак прощания и, скрывшись за деревьями, вскоре появился рядом с профессором. Они отправились в дом, разговаривая о чем-то и отчаянно жестикулируя, — слов не было слышно, но, судя по всему, разговор был напряженный, пожалуй, даже ожесточенный.
— По-видимому, сей досточтимый джентльмен догадался, что происходит, — заметил Холмс, когда мы возвращались в гостиницу. — После этой краткой встречи у меня сложилось впечатление, что профессор — личность на удивление ясного ума и прекрасной логики. Вспыхивает, как порох, но тем не менее я его понимаю: трудно не взорваться, когда за тобой следят детективы, — и вдобавок нетрудно заподозрить, что их послали твои домочадцы. Тревожусь за нашего Беннета: должно быть, ему приходится туго.
По дороге Холмс заглянул на почту и послал какую-то телеграмму. Получив к вечеру ответ, он показал его мне:
«Ездил на Коммершл-роуд, видел Дорака. Пожилой чех, любезен и обходителен. Хозяин большого универсального магазина. Мерсер».
— С Мерсером у вас не было случая познакомиться, — сказал Холмс. — Обычно он выполняет для меня мелкие поручения. Я стремился узнать хоть что-нибудь о человеке, с которым профессор состоит в тайной переписке. Он чех, и, очевидно, это имеет отношение к поездке в Прагу.
— Ну, наконец хотя бы что-то к чему-то имеет отношение! — обрадовался я. — Прежде мы имели только набор непостижимых и никак не связанных явлений. Вот, к примеру, можно ли соединить изменение характера овчарки — и поездку профессора в Чехию? Или оба этих факта — с человеком, разгуливающим ночью на четвереньках по коридору? Но что загадочней всего, так это ваши даты!
Холмс с усмешкой потер руки. Разговор этот, к слову, проходил в старинном холле отеля «Шахматная доска» и именно за бутылкой портвейна, упомянутого вчера моим другом.