Потом, ясное дело, перед женой оправдываться надо было, он и трепанул ей, что украли, мол, плащ и шляпу. Та — хвать его за рукав и в железнодорожную милицию. А он помалкивает: в его положении что скажешь? Ну, а приметы мои известные. Вот и подготовили мне торжественную встречу с почетным караулом…
В палатке начальника участка, конечно, никто больше не спал. Вылез из-под кучи шуб и телогреек механик, поднялся и Матвей Прохоров, видимо, разговоры о том, что поднять спящего горного мастера можно, только взорвав его навыброс, были преувеличены.
— Видали? — сказал механик. — Еще один Робин Гуд — защитник обездоленных. Только у того на вооружении лук и стрелы были, а у этого — туз и десятка.
— Два туза тоже подходят, — уточнил Васька.
Рокотов спросил:
— Так чего ты ребятам голову морочил? Рассказал бы, как дело было, и все. Карты тоже работа не из благородных, но все-таки…
Васька сдвинул брови.
— Не получится у меня разговору с твоими ребятами. Я себя у прокурора лучше чувствую. Переночую и подамся обратно на прииск, пусть на другой участок шлют.
— Обиделся?
— Не котенок я, чтобы меня каждый мордой в дерьмо тыкал.
Матвей положил свою большую ладонь Ваське на колено.
— Так ты что же, приятель, считаешь, что пакостить можно, а нюхают пусть другие?
Васька сбросил его руку и встал.
— Комсомольцам свои лекции читай, они привыкли.
— Дурак, — спокойно сказал Прохоров и тоже встал. — Ты мне скажи: когда сидел?
— Пять лет как освободился.
— А сидел долго?
— С меня хватит. Да чего ты ко мне привязался, как анкета?
— Погоди, ты когда-нибудь про Мотьку Комля слышал?
— Еще бы!
— Так это — не я.
Васька критически оглядел несуразную фигуру Прохорова и с беспощадной иронией сказал:
— Догадываюсь.
— Ничего ты не догадываешься. Мозги у тебя набекрень. Это сейчас не я, а был я.
— Иди ты! Комель? — недоверчиво переспросил Васька.
— Вот тебе и иди ты. И вот что я тебе скажу, парень. Я прошлого своего боялся, пока с ним до конца не расстался. А теперь мне бояться нечего. Хвастать им не люблю — нечем, а скрывать не считаю нужным. Может быть, на меня глядя, кто-нибудь и свою судьбу поправит.
— Я, например?
— Может, и ты. Если захочешь.
— Вот именно. А если не захочу?
— Дураком помрешь, значит.
— Без значка? — Васька ткнул пальцем в грудь Матвея, где виднелся значок отличника социалистического соревнования. — Ничего, некоторые и без него помирают вполне нормально. Ну, ладно, спать пора, — с нарочитым равнодушием зевнул он. — Очень рад был познакомиться с такой знаменитостью. Жаль, что не собираю автографов.
— Не дал бы я тебе автографа. По недоверию. Ну а картишки у тебя есть?
— А как же! — Васька полез за пазуху и из глубокого внутреннего кармана извлек две колоды. — Может, сыграем?
— Крапленые небось?
Васька бросил карты на стол.
— Смотри, если грамотный.
— А что мне на них смотреть?
Матвей сгреб карты в кулак и швырнул в печку…
Выслушав эту историю до конца, Щелкачев рассмеялся:
— Разорится парень на картах, как я посмотрю. В поезде я у него тоже колоду конфисковал. — И он коротко рассказал Рокотову о своем столкновении с Васькой. — Так что этот тоже старый, знакомый. Не ушел?
— Работает третий день. Кротов в свою бригаду взял…
Первые машины прибыли на участок в эту же ночь. В тишину уснувшей тайги исподволь, постепенно заполняя все кругом, влился рокот моторов. Запели на разные голоса, вызывая хозяев, автомобильные гудки. Заметались между деревьями черные тени, потревоженные ярким светом автомобильных фар.
Рокотов приподнялся на нарах и локтем толкнул спавшего Щелкачева:
— Колонна!
Александр Павлович сел.
— И верно — машины. Может быть, не те? Рано больно.
— А откуда не тем взяться? Не на трассе живем. Дальше дороги нет.
Заворочался и приподнялся на локте Селиванов. Еще не сообразив со сна, что произошло, заворчал:
— Не наговорились еще? Спать мешаете.