— А чего тут рассказывать?! Все понятно получается. Было вчера собрание на участке, которое ты готовил. Четырнадцать человек выступило. Все, как один, за.
— Правда? — оживился Василий. — Доклад кто делал?
— Никаких докладов не было. Я два слова сказал. За работу нас хвалят, сказал, но этого мало. Соревноваться за звание участка коммунистического труда надо. И знаешь, какое предложение еще было принято? От милиционера отказаться!
— Хорошее предложение, — согласился Кротов. — Я об этом тоже думал.
— Ты думал! А знаешь, кто это предложение внес? Вася Клыков — вот кто!
— Не может быть!
— Вот тебе и не может быть, — торжествовал Саркис.
— Ох, боюсь, не от старой ли это у него нелюбви к милиции, — пошутил Василий.
— Не думаю, — серьезно сказал Щелкачев. — И давайте договоримся не оскорблять друг друга подозрениями. Этак под любое хорошее дело можно гнилой фундамент подвести.
— Правильно, — согласился Кротов. — Ну а советоваться вы о чем хотели?
— Ты распадок Чистый знаешь?
— Знаю. Километрах в двадцати от участка.
— В двадцати пяти, — уточнил Щелкачев. — Горное управление решило открыть там прорабство, подчиненное нашему участку. Место голое, необжитое. А время трудное, не легче, чем зимой, — днем слякоть, а ночью еще морозы крепкие. Давай решим, кого туда посылать.
— Пойду я! — выкрикнул Сергей, и в его охрипшем от волнения голосе слышались и надежда, и страх, что не поймут, не поверят, и просьба, и решимость.
— Скажите, пожалуйста! — после довольно продолжительной паузы протянул Кротов. — Такой благородный порыв…
Но Щелкачев перебил его:
— Подожди, Василий. Ты, по-моему, не все знаешь.
— Например?
— Например, что Сорокин оказался выше всяких обид и, где надо, проявил настоящую принципиальность и, если хочешь, смелость.
— Ой ли!
— Вот тебе и «ой ли». Товарищ корреспондент, не будет разглашением редакционной тайны, если вы нам скажете, кто послал в газету материал, в котором разоблачались фокусы бывшего инспектора по кадрам Сковородникова?
Тележкин, который, склонившись над тумбочкой возле койки Сергея, что-то быстро строчил в своем блокноте, поднял голову.
— Какая тут может быть тайна? Сорокин прислал нам письмо с подписью. Мы ее не поставили только потому, что пользовались и другими источниками.
…Идти было трудно. Ноги то проваливались в проталины, то натыкались на твердые, как валуны, промерзшие кочки.
Сергей остановился, сбросил тяжелый рюкзак, присел и, поджидая остальных, закурил. Над окутанной голубоватой дымкой тайгой занимался рассвет. Звенели под осевшим ноздреватым снегом весенние воды.
Сергей привстал и, сложив руки рупором, закричал во всю силу своих молодых, здоровых легких:
— Ого-го-го-го-го-го-о-о!
Прислушался, ожидая ответа, и неожиданно услыхал совсем рядом дружный хохот.
— Это что, проявление восторга или дитятко в тайге потерялось? — спросил, появляясь из-за кустов, Василий Кротов. За ним показались Саркис, Григорий и Васька Клыков.
— Отдыхать не будем, — сказал Григорий. — Совсем немного осталось идти.
Сергей вскочил на ноги. Григорий тронул его за локоть и показал в ту сторону, откуда они шли, на сияющий под солнцем склон заснеженной сопки.
На ярком фоне темнела маленькая человеческая фигурка, в руках которой трепетал на весеннем ветру, как флажок, красный шарфик. Это Катя провожала друзей.
Сергей сорвал шапку, помахал ею над головой. Потом легко забросил за спину рюкзак и снова зашагал вперед, встречь солнца, туда, где их ждали новая работа, новые трудности, большие и маленькие победы над собой и над суровой северной природой.