о секунд невольно смотрел на него, осознавая, что неприлично пристально пялится, наконец, стал подавать спутнице одежду. Истомина, поймав его взгляд, слегка покраснела, быстро натянула пиджачок, застегнула спереди, после чего деланно-бодро предложила: «Пойдём ещё пройдёмся?». «Серёгу всё равно нельзя дёргать раньше полседьмого – подумала она о водителе – надо убить время». Они неспешно двинулись в сторону восточных аллей. Галина под руку со спутником вновь обрела уверенность и ступала короткими, но энергичными шагами. Неожиданно она вызвала в воображении аспиранта образ пчелиной «матки», королевы трудолюбивого роя. «Управляет своим небольшим ульем, посылает гонцов и сборщиков нектара. Раздаёт поручения и наказания, принимает подношения, округляет брюшко… А как насчёт «трутней»? Наседает ли кто-нибудь на неё «в брачном полёте»? Неожиданно ему вспомнилась выдержка из когда-то читанного «по диагонали» садоводческого журнала: «Одна из главных опасностей для пчелиной «царицы» – недоосеменённость». Его бросило в жар приятного стыда, мелькнула горько-весёлая, немного мстительная мысль: «А не твой ли это случай, дорогая? Может, тебе того самого не хватает, вот и подсела на еду как на антидепрессант? Я пьян. Чушь всякая лезет в голову. Надо встряхнуться». – У меня нервная работа, требует больших затрат энергии, – словно угадав его мысли, заявила Истомина. Без сожаления, просто констатируя – Но как хорошо пройтись, правда? Славно, что мы сегодня гуляем!» Столичная жизнь вырабатывает искусство говорить не то, что думаешь, а то, что от тебя ожидают услышать. – Галка, ты замечательно выглядишь! Красивая, молодая, видная. Ты стольким раньше занималась – и ушу, и в походы на байдарках ходила («лет семь назад» – уточнил внутренний комментатор) – подготовленная, любой спортсменке фору дашь. Даже самые умные люди почти верят в то, что хотят о себе услышать. – Да, – тряхнув головой, заявила Истомина, – я всегда пытаюсь быть активной. Движенье – жизнь! Перед ними было начало знаменитой Белобровинской лестницы – длиннейшего подъёма наверх в несколько сотен ступеней, обнесённого с одной стороны деревянными перилами. Марши восхождения чередовались с небольшими площадками с цветочными клумбами. – Пошли наверх, – потянула рукой друга Галина. И словно к ней вернулась порывистость её двадцати лет, она смело ринулась на первый марш подъёма. Правда, теперь ей было нелегко взбегать по ступенькам. И всё же стала подниматься – достаточно энергично и быстро. Андрей устремился следом. Перед ним почти на уровне лица ходили ходуном «полушария», обтянутые юбкой, мелькали полные ноги девушки, темнели резковато выраженные подколенные ямки. И снова он не мог ответить себе определённо, нравится ему это или нет. Пока это было несколько непривычно. Аспирант быстро поднимался, стараясь держаться рядом. Были времена, когда Галя, сильная, резвая, без особого труда пробежала бы наверх до конца всю лестницу. Было несколько лет назад время, когда она, «аппетитная», натягивала на ладное тело чёрные велосипедки, эпатируя мужчин своими формами, и гоняла на двухколёсном «друге». Было недавно и то время, когда она, чувствуя необходимость в моционе, возвращалась домой пешком. Но с тех пор она забыла, когда в последний раз обходилась без машины, набрала, отвыкла от физических усилий. И теперь пыталась заставить себя совершить подвиг. После пяти маршей Истомина стала сбавлять темп. Ещё через четыре запыхалась, но пока ещё шла наверх. А на очередной площадке, словно потеряв равновесие, остановилась и покачнулась, ухватившись рукой за перила. Андрей обхватил её, удержал, притянул к себе – тяжёленькую фемину, с мучительной сладостью ощутил объёмы и податливость женского тела. Галина восстанавливала дыхание. Её смугловатое лицо стало почти красным. Теперь ей было не до сопротивления другу. Красочный осенний день медленно поворачивался наливным яблоком на мировом дереве. Некоторое время они стояли, прижавшись друг к другу, как в старые добрые времена. Ничего не говоря. Эта минута неожиданно «сломала» тонкий лёд, невидимую перегородку, мешавшую им до этого. Из пафосной оболочки вдруг проступила самая обычная, немного растерянная девушка, которой при всём статусе по-прежнему нужны была сила и поддержка партнёра. Или показалось? – Спасибо, без тебя я могла бы упасть, – лукавый голос, никакой беззащитности. Не специально ли изобразила готовность оступиться, чтобы проверить его реакцию? Резковато заиграл вызов у неё в сумочке. Нырнула рукой, выловила последнюю модель Siemens’a «Да, Сергей? Освободился? Подъезжай ко входу в центральный парк со стороны Ломоносовской. Я подойду минут через пятнадцать». «Надо сейчас, потом будет поздно», – решился Андрей. – Галка, – сказал он хрипловато – отпустив её из объятий, но продолжая держать за руки, – хотел тебе сказать… Давай сойдёмся, будем жить вместе, – дальше говорить вдруг стало легче, слова понеслись быстро, – вернусь сюда насовсем, мне есть, где жить. А если не захочешь, чтобы мы жили с мамой – снимем квартиру. Я говорил с одним завкафедрой в Современном Гуманитарном. Как только я получу степень – они меня возьмут. Со следующего семестра возьмут на работу. А до этого времени что-нибудь ещё найду… Поживём вместе, раньше же хотели… Если всё будет устраивать – …поженимся. Истомина смотрела на него ласково, со странным выражением, значение которого он раньше угадал, чем понял. – Андрюш, – начала она с паузами, – ты хороший, ты всегда был хорошим. Но понимаешь, мы не можем быть вместе. Ещё до следующей фразы он уже знал, что ему придётся услышать. – Я люблю одного человека. И хочу быть с ним. Игравший всеми красками осени день лопнул как радужный мыльный пузырь, обрызгав лицо скользкими каплями. – А он тебя… любит? – Мы помолвлены. И скоро поженимся. Он молчал, чувствуя нарастающий стук крови. – Ты не расстраивайся. Всё у тебя будет хорошо. Ты же умный, талантливый. Ну зачем тебе Наупинск? Ты уже многого добился, а пойдёшь ещё дальше. Сейчас станешь кандидатом – и делай карьеру в Москве, пробивайся. У вас там в вузе такие девушки – красивые, умные… – Мне нужна ты. Я только недавно понял, что все эти четыре года мне была нужна только ты. Зачем я тогда уехал? – Зачем я тебе? Я взбалмошная, резкая, самолюбивая. Тебе покладистая девушка нужна. – Откуда ты знаешь, кто мне нужен?! – Ты мягкий, добрый. А меня надо держа-а-ать, не давать воли. – Галя… Обхватил, привлёк к себе, чуть не со стоном опустился перед ней на колени, обнимая милые полные ноги, прижимаясь к ним лицом… – Андрей! – решительно освободилась, шагнула назад – Глууупый! Вставай! Что с тобой? – стала испуганно озираться, оглядываться, не видит ли кто, голос стал строже, – Держи себя в руках! И чуть ласковее, – Ну, приходи в себя, приходи. Всё в порядке, всё хорошо. – Он поднялся, пошатываясь, закрыл горящее лицо руками, опустив голову. Ещё с минуту она легко гладила его по волосам. Наконец отнял руки от лица, распрямился. – Я пойду. Но сначала тебя провожу. – Хорошо. Через десять минут он открыл перед ней дверцу бесшумно подъехавшего чёрного BMW, подал руку, помог своей (уже не своей!) девушке забраться внутрь. И – для уже устроившейся на заднем сиденье – выдавил прощальную улыбку и помахал рукой.