Он говорил без умолку и не мог остановиться, хотя внутренний голос твердил: «Ох не то, брат, говоришь ты! Не то! Остановись!», но Сергей Иванович, набрав привычные обороты, уже не мог их сбавить.
— Я очень рада, Сережа, что у тебя все так хорошо сложилось! Да я, собственно, никогда и не сомневалась, что ты многого добьешься. Ты всегда был умный и целеустремленный, всегда знал, чего хочешь и что нужно для этого делать. Ты молодец. Я рада за тебя! — сказала Людмила Павловна.
Выговорившись, он вдруг почувствовал смертельную усталость. Вот сейчас рассказал все Людочке и вдруг осознал: а не потратил ли он целую жизнь на то, чтобы когда-нибудь при встрече доказать ей, своей Людочке, что она зря отказалась от него? Чтобы она пожалела, что не осталась с ним? И вот они неожиданно встретились. И что он доказал? Ничего! Глупо, по-мальчишески расхвастался.
Он замолчал, чувствуя опустошенность и досадуя на себя, что такая долгожданная встреча идет совсем не так, как должна бы. Как много раз он представлял себе эту встречу, и вот сегодня, когда она вдруг случилась, он оказался совершенно не готов к ней.
А еще всё это время в его голове крутился вопрос, который он никак не решался задать. Этот вопрос, состоящий всего из четырех слов, мучил его на протяжении долгих сорока лет, но задать его было страшно, потому что было страшно услышать ответ.
— А как ты меня узнал? — спросила Людмила Павловна — Или я так мало изменилась?
Она рассмеялась, откинулась на спинку стула и добродушно смотрела на него. В ее вопросе сквозило обычное женское кокетство. Оно не было адресовано ему, и такое равнодушие к нему как к мужчине больно царапнуло Сергея Ивановича.
— По твоим глазам, Людочка! — с вызовом ответил он и еще раз, уже с горечью в голосе, повторил: — По твоим глазам. Ты единственная на всей планете с такими сиреневыми глазами.
Она улыбалась. Ей было приятно слышать эти слова. Ее глаза действительно были необыкновенными — цвета сирени, из-за чего в институте ее звали Инопланетянкой. Людмила Павловна взглянула на часы.
— Тебе пора? — спросил Сергей Иванович.
— Нет, еще минут двадцать есть.
— Можно я задам тебе один вопрос? — он наконец решился.
— Конечно, Сережа!
Сергей Иванович почувствовал сильное волнение. Такое случалось с ним дважды в жизни: когда он первый раз признавался в любви и когда первый раз целовал Людочку. И вот оно вернулось к нему в третий раз, сейчас, когда в свои шестьдесят три года он должен был узнать то, что мучило его так долго. Он собрался с силами, набрал воздуха и, глядя Людмиле Павловне в глаза, произнес, как прыгнул с вышки, те самые четыре слова:
— Почему ты меня бросила?
— Из-за сосисок, Сереженька! — ответила она легко, не задумываясь, и, смеясь, снова откинулась на спинку стула, выжидательно глядя на Сергея Ивановича.
Этот беззаботный смех больно уколол его и воскресил жгучее, разъедающее чувство обиды, которое он когда-то испытывал. Да знает ли она, что сорок один год назад вот так же легко и просто вывернула всю его жизнь наизнанку?!
Людмила Павловна, увидев его реакцию на свои слова, стала серьезной. Она облокотилась на стол, внимательно посмотрела Сергею Ивановичу в глаза и с тихим укором в голосе спросила:
— Неужели ты так и не понял причины, Сережа? Или не помнишь?
— Из-за сосисок?! — переспросил он, не веря своим ушам и чувствуя тихую ярость. — Каких сосисок, Людочка?!
— Обыкновенных, Сереженька, в целлофане! — она еще раз внимательно посмотрела Сергею Ивановичу в глаза и, читая в них непонимание, с сожалением констатировала: — Ты не помнишь!
— Господи, какие сосиски?! Как ты могла бросить меня из-за сосисок, Люда?!
— Ты не помнишь, — спокойно констатировала она с улыбкой и снова отстранилась от стола.
В ее интонации Сергей Иванович уловил досаду и разочарование. Людмила Павловна обхватила ладонями чашку с остывшим чаем, погладила большими пальцами ее пузатые бока и, глядя на дно, словно читая там прошлое, начала тихо и печально вспоминать.
— Было лето. Мои родители уехали в отпуск, и ты остался у меня ночевать. Утром я проснулась раньше тебя и стала любовалась тобой – твоим румянцем, как у девчонки, рыжеватыми ресницами, чуть выцветшими на концах, носом с вот этим самым шрамом, - Людмила Павловна указала пальцем на белесую полоску поперек носа Сергея Ивановича. – Я помню, ты заработал его в детстве, неудачно спрыгнув со шкафа. Господи, я была такой счастливой в то утро. За окном трещали птицы, светило солнце, и ты лежал рядом и смотрел свои сны.