С шоссе сворачиваем на проселочную дорогу. Гонза, недовольно ворча, сбрасывает скорость до пятидесяти. Что ж, теперь можно и в окно посмотреть. Прежде, на той сумасшедшей скорости это было бессмысленно: ничего не разглядишь. Мимо проплывают деревни. То там, то тут видишь добротные каменные дома с пустыми, незастекленными глазницами окон. Ярош, перехватив мой недоуменный взгляд, поясняет:
— Людей не хватает. Раньше-то здесь жили в основном судетские немцы. После войны они в большинстве своем перебрались в Западную Германию. Те, у кого рыльце было в пуху, конечно, не захотели жить в народной Чехословакии. Мы вынуждены были заселять эти места добровольцами. Однако полностью заселить пока не можем. Почему? Людей мало. И еще одна причина есть: боятся, не решаются. Что ни говори, а район этот опасный: реваншисты под боком, в нескольких километрах, то и дело всякие провокации устраивают...
2
На заставе, по-здешнему — в роте, нас встречает надпоручик Карел Мича. Самого начальника заставы нет, он в служебной командировке.
В канцелярии завязывается оживленный разговор. Мича, как и большинство мужественных людей, с которыми мне доводилось встречаться на наших заставах, о себе рассказывает неумело и неохотно. В самом деле, говорит выражение его лица, разве это тема для разговора?! Зато о своих товарищах может говорить долго, с увлечением.
Представляет нам младших командиров. Ротмистр Франтишек Сохор, сверхсрочник, старшина роты. На счету у этого парня десятки задержанных нарушителей, не раз бывал в серьезных схватках и переделках. Ротный Ярослав Бацо, командир отделения служебных собак. Его питомцы разве что говорить не умеют, а в остальном работают с точностью электронных машин. Между прочим, учился у нашего известного собаковода из Закарпатья старшины Акима Сызранова. До сих пор с восхищением вспоминает своего учителя и его друга Дона: «Вот это пес!»
Вообще о советских пограничниках здесь говорят с подкупающей дружеской теплотой. Не потому, чтобы угодить мне, советскому гостю, сделать приятное. Просто на самом деле наши пограничники очень во многом помогали и помогают чехословацким, щедро делятся своим богатым опытом. Тесные связи поддерживают с заставами Закарпатья: условия-то сходные, такая же гористая местность. И климат похожий: частые туманы, дожди.
Служба тут тяжелая. Тревожная и бессонная, как на любой другой границе. Но есть и своя специфика. Самое трудное — быть твердым, выдержанным, когда тебя постоянно провоцируют. А провокации — на каждом шагу, ежедневно. Идет наряд, а западногерманские пограничники и американцы пулеметы на него наводят, автоматами грозят, постреливают в воздух, всякие оскорбительные словечки выкрикивают, камнями бросают. А то примутся швырять в солдат плитками шоколада и пачками сигарет: «Эй вы, нищие голодранцы, возьмите на пропитание!»
— Тут уже сцепишь зубы намертво, кулаки сожмешь, всю волю в узел завяжешь и идешь, точно ты глухой или никого на той стороне не существует, — надротмистр Франтишек Недведь показывает, как это делается.
Лицо его каменеет, на скулах вздуваются твердые желваки, на губах появляется легкая презрительная усмешка. И я вдруг отчетливо понимаю, каких внутренних сил требует эта железная выдержка.
— К этому мы уже привыкли, — добавляет Ярослав Бацо. — Хуже, когда судетские немцы, бывшие жители этих краев, собираются на свои реваншистские шабаши. Понимаете, сгрудятся толпами человек по двести, по триста, толкутся у самой границы, размахивают лозунгами, знаменами со свастикой; некоторые группки заходят на нашу территорию метров на сто. Все пьяные, крикливые, хвастливые, вооруженные. Иногда начинают обстреливать наряды, набрасываются на пограничников...