Наталья Андреевна оставила раскрытый чемодан и прошла к туалетному столику. Навстречу из мерцающей глубины зеркала шагнула стройная женщина с высокой грудью. Возбужденный блеск глаз делал ее лицо совсем молодым, но седина в темно-русых пышных волосах была видна и при лунном свете. Что ж, если вместо этого ситцевого халата надеть костюм, открытые туфли на каблуке…
Грудь стиснула вдруг такая жажда счастья, такое желание быть любимой, вновь обрести всю полноту жизни, что она приложила руки к щекам и приблизила лицо к зеркалу почти вплотную, вгляделась себе в глаза. Из зеркала на нее глядела другая женщина. В ней, в этой женщине, было все то, что она, Наталья Андреевна, подавляла в себе многие годы, что забывала ради детей и блага семьи, ради него, мужа…
…Он вернулся из поездки на следующий день очень поздно, и она не стала ему ничего говорить. А утром ей нужно было на работу. Теперь же вот Павла Ефремовича все нет и нет, она ждет его уже несколько часов.
Черепичные крыши вдали, кое-где проглядывавшие в зелени, и веретенообразные силуэты тополей залил калиновый багрянец заката.
В доме тихо. Вовка отпросился с ночевкой на рыбалку. Славный мальчишка! Любит природу, животных. Как-то он отнесется ко всему этому? Будет на ее стороне. От отца они ласки немного видели. Не повезло не только ей, но и им, ребятам…
А помидоры она подвязать забыла. Плодов так много, и они такие крупные, что стебли обламываются. Пойти подвязать, все равно время так проходит.
Наталья Андреевна еще раз оглядела приготовленный чемодан, — она поставила его возле двери в кабинет мужа, — и прошла в огород за веранду. У нее тут всего четыре грядки, и все же все лето у них свои овощи — и огурцы, и помидоры, и морковь с луком.
Она нарвала из старой тряпки вязок и присела между гряд, почти слившись в сумерках с землей в своем темном платье.
Он вернулся не один, а с Юлией. Поднявшись на веранду, Юлия сказала:
— Вынесите мне, пожалуйста, сюда.
Павел Ефремович прошел на кухню и вернулся с сифоном и стаканом в руках.
— Духота! Ночью соберется дождь.
Они возвращались с заседания, которое, как всегда, затянулось, и Юлии захотелось пить. Что-то заставило Наталью Андреевну не выдать своего присутствия. Она сидела к ним спиной и могла лишь догадываться, кто из них в какой позе стоит.
Напившись, Юлия проговорила, видимо, продолжая разговор, начатый дорогой:
— С законами искусства нельзя не считаться. Во всяком случае, вашу вторую повесть и рассказы… да, и рассказы, за исключением, может быть, «Соломенной крыши», удачными не назовешь…
Юлия помолчала.
— Там я не сказала сейчас этого, и вы понимаете почему. Но не сказать вам вообще я не могла. Это было бы нечестно.
Послышался нервный смешок Павла Ефремовича:
— Одним словом, лучше мне переквалифицироваться…
Юлия не приняла шутки, судя по голосу, лицо у нее оставалось серьезным.
— Что ж, переквалифицироваться никогда не поздно.
Это, вероятно, озадачило Павла Ефремовича. Отозвался суховато, как всегда, когда был обижен:
— Да, но были же отзывы, рецензии. Например, статья в…
— Будто вы не знаете, как иногда пишутся рецензии, — в голосе Юлии прозвучала горечь. — Человек должен быть прежде всего сам себе критиком. А если он взял на себя смелость заняться искусством, тем более. Фальшь и беспомощность в искусстве всегда дадут о себе знать, их не прикроешь никакими рецензиями.
— Не думаете же вы, — Павел, по всей вероятности, был совершенно обескуражен тем, что ему пришлось выслушать, голос у него срывался, — что я сам сочинил эти рецензии?
— Нет, не думаю, — теперь Юлия говорила словно в раздумье. — Я знаю, человек вы честный, принципиальный… У нас ведь как иногда бывает? Понадобилась по каким-либо причинам свежая фамилия, ну и поднимут на щит первую же попавшуюся на глаза. А как человеку потом жить, об этом не подумают…
Да, да, вот именно! Наталья Андреевна даже приподнялась на коленях, с напряжением вслушиваясь в слова Юлии. В них неожиданно почудилось что-то свое. Будто это она, Наталья Андреевна, уже думала так когда-то, но не смогла выразить своих мыслей. Да и Павел, разве он сам так уж уверен в себе? Недаром ему теперь постоянно требуются доказательства его признания. И все же, как Юлия резко… Разве можно так? Господи, да она совсем не любит его!
Если бы Наталья Андреевна была в состоянии в эту минуту отдать себе отчет в своих чувствах, она поймала бы себя на том, что вместо радости, которую ей должно было бы принести это открытие, она испытывает обиду за мужа.