Сейчас, когда начался бой, лейтенант действовал так, словно был здесь старшим. Впрочем, ведь Медников никогда еще никем, кроме писарей, не командовал. Слова лейтенанта вывели его из оцепенения, и он побежал вдоль машин, крича шоферам, чтобы они по одной вели цистерны в балочку, видневшуюся в стороне.
А пулемет продолжал бить по дороге как бы с удвоенной силой. Медников осип от крика. Ему казалось, что шоферы удивительно медленно выполняют его приказание. На самом же деле им просто было очень трудно вести цистерны задним ходом, каждое мгновение ожидая пули.
Три машины уже сошли с дороги, а четвертая вдруг замерла, задержав пятую и шестую. Вот чертовщина! Ну что за шляпа этот шофер! Медников бросился к кабине, раскрыл ее, и прямо на него вывалился труп шофера. Медников оттащил его на край дороги. Раздумывать было некогда. Он вскочил в кабину и нажал на стартер, чтобы завести мотор. Он умел водить машину, и теперь это могло здорово пригодиться. Но мотор был поврежден. Ругаясь на чем свет стоит, Медников опять спустился из кабины на дорогу, и вдруг ноги его попали в какую-то жидкость.
Он не сразу понял, что это такое, а когда поднял глаза, то увидел, что цистерна разбита, осколок снаряда разворотил в ней огромную щель, из которой хлещет темная струя горючего.
Медников стащил с головы шапку и попытался заткнуть щель. Но это оказалось невозможно. Щель была так широка, а напор так силен, что шапку моментально вытолкнуло обратно. Надо было спасать другие машины. Но пока он возился с четвертой, пятая и шестая уже благополучно спустились в балку.
Теперь, когда дело было сделано, Медников позволил себе оглянуться по сторонам.
На дороге было пусто. Броневик мелькал вдалеке, между домами хутора. Там суетились какие-то люди. Ветер донес крики, автоматные очереди. Затем все стихло…
Медников стоял посреди дороги один, размышляя о том, что же ему теперь делать. Но тут броневик вынырнул откуда-то из-за дома и помчался по дороге назад, к цистернам.
Не доезжая шагов десяти до Медникова, он остановился. Открылся люк, и командир броневика, плотный человек в черном ребристом шлеме, высунулся оттуда.
- Все в порядке! - крикнул он. - Давайте трогайтесь…
- А сколько их там было? - спросил Медников.
- Да немного! Взвода два! Половина полегла. Остальных мы забрали…
- А у нас потери?
- Двое ранены! Лейтенанта - в грудь!
Вот несчастье! Медников приказал положить труп шофера в машину, чтобы похоронить по возвращении в штаб армии. Развороченную цистерну он решил бросить. Все равно в ней не осталось ни капли горючего.
Лейтенант без кровинки в лице, уже забинтованный санитаром, лежал на лавке в пустой, холодной хате. Тут же был и боец с простреленной левой рукой. Что делать с ранеными? Лейтенант наверняка не перенесет тряской дороги. Да и кто скажет, не ждет ли их колонну на следующем перегоне новая стычка… Оставить раненых здесь? Но ведь это тоже верная смерть!
Медников на цыпочках подошел к лавке и наклонился над раненым лейтенантом.
Тот, очевидно, услышал его шаги или, может быть, почувствовал теплоту дыхания. Веки у него дрогнули, и бескровные губы жалобно, по-детски, скривились.
Медников даже зажмурился от жалости.
- Ну ничего, ничего, голубчик! - сказал он, через силу глотая какой-то жесткий комок, застрявший в горле. - Ты только потерпи, а уж мы все устроим…
Но как и что тут можно было устроить, он решительно не знал.
В это время дверь хаты скрипнула и легонько приотворилась. Порог переступила немолодая женщина в старом ватнике и большом рваном платке. Она вошла робко и, стоя у притолоки, оглядела хату, видимо не решаясь двинуться.
- Входи, входи, хозяйка, - оживился Медников. - Ты кто такая?
- Местная я, - сказала женщина, переступив через порог.
- А это чья хата?
- Моя будет!
- Ваша? Так чего ж вы сюда, как в гости, входите?
- Да ведь тут немцы на постое были. Они всех нас в землянки выгнали… - Женщина помедлила, а потом осторожно спросила: - А вы теперь что - насовсем пришли?
- Насовсем, насовсем, мамаша, - успокоил ее Медников. - Больше уже не уйдем!
Женщина, словно соображая, можно ли ему поверить, пристально и серьезно оглядела его с ног до головы. Ее узловатые пальцы непрерывно теребили край платка, а в глазах было нечто такое, что без всяких слов говорило о безмерной усталости и о простой радости возвращения в свой дом.
Обдумывая только что зародившийся у него в голове план, Медников и сам внимательно присматривался к женщине.
- Вы как будто не казачка, - сказал он. - Говор у вас не тот. А я-то думал, что здесь казаки живут…
- Живут и казаки, - сказала женщина. - А мы из иногородних.
- То-то… А где же весь ваш народ?
- Тоже по домам пошли. А кто с командиром вашим беседует, ну с тем - на машине… Заждались мы…
- А что, разве в этой станице еще не было наших? - спросил Медников.
- Танки вот вчера прошли стороной. А сюда так и не заходили.
- Понятно, - сказал Медников и, вдруг решившись, подошел к женщине и взял ее за локоть. - Вот что мамаша, - сказал он, - мы оставим вам продукты. На вас и еще на двух человек. Вам на целую неделю хватит. Но вы поберегите лейтенанта до прихода наших. А потом сдадите его в госпиталь… Понятно?
Женщина деловито кивнула головой. Лицо у нее стало доброе, жалостливое. Она подсела к лейтенанту и поправила сползшую повязку.
- Продуктов-то вы только на них оставьте, - сказала она. - А я уж как-нибудь и сама перебьюсь. Не привыкать!
Медников махнул рукой: «Глупости!» Он приказал принести десять банок мясных консервов, большой кусок масла, несколько буханок хлеба и даже полтора десятка пачек гречневого и пшенного концентрата - из того запаса, который он хозяйственно захватил с собой. Он увидел, как дрогнули руки женщины, когда она принимала все это богатство. «Изголодалась же ты!» - подумал он.
Ну, а что делать с пленными? Их оказалась целая дюжина. Одиннадцать солдат и офицер. Они сидели в запертом амбаре. Оставить их там? Сбегут. Расстрелять? Об этом Медников не мог даже подумать. Назначить людей для охраны? Но ведь это значит, что самому уменьшить свой и без того маленький отряд…
И Медников принял решение, которое показалось ему наиболее разумным. Он приказал отнести в амбар немного консервов из обнаруженного здесь же, на хуторе, небольшого продуктового склада, несколько буханок хлеба и поставить бочку с водой. Затем он распорядился накрепко забить двери амбара, а раненому бойцу дождаться прихода какой-нибудь части, которая через день-два обязательно сюда подойдет, и тогда сдать пленных с рук на руки.
Он уже думал, что на этом его административная деятельность кончается, но в это время в хату ввалился старый казак в коротком и рваном зипунишке.
- Господин начальник! - сказал он, волнуясь, видимо, его сюда привело какое-то очень важное дело. - Господин начальник!
Медников рассердился:
- Ты что, отец, с ума сошел? Какой я тебе господин? С кем ты разговариваешь? С немцами, что ли?
Старик смутился и беспомощно развел руками:
- Ты уж прости, товарищ начальник. Не знаю, как с языка слетело… Привык!
- «Привык»! Отвыкать надо. Ну что тебе?..
- Да вот тут за околицей цельный курт скота топчется. Коровы ревут! Двести голов! Немцы бросили…
- Взять на учет и раздать населению, - решительно распорядился Медников. - Пусть сейчас же разведут коров по дворам! - Никогда он не принимал так легко такие немаловажные решения.
Казак, даже не простившись, опрометью выбежал из хаты. Было слышно, как он скороговоркой передавал распоряжение. А Медников поправил в ногах у лейтенанта полушубок, простился и пошел к цистернам.
Когда он опять занял свое место рядом с шофером, уже почти совсем стемнело. Теперь колонна уменьшилась на одну цистерну. Две другие, получившие пробоины, удалось починить.
Машины двигались медленно, шоферы вели их с опаской, стараясь держаться наезженной колеи, чтобы ненароком не подорваться на мине.