Выбрать главу

***

Что делать Великому воину, если правда – горька, реальность – жестока и уродлива, а истинный смысл существования – утрачен?

***

Остатки тающего Солнца ещё сдерживали тьму. Небольшой костер, весело потрескивая углями, создавал ощущение уюта.

Торговец с аккуратной бородой тонким прутиком ковырнул несколько угольков, вылетевших из костра, обратно.

– Я еду на центральный рынок. А ты, куда держишь путь?

Трудно понять с кем он разговаривает. Неподвижный, взгляд на языки пламени. Может с собой, с огнём, с таким же неподвижным, и высматривающим что-то в языках пламени, мужчиной, сидящим напротив.

Первым ответил огонь, выплеснув сноп искр в чернеющее небо.

– Я иду за смыслом. А ты за чем идёшь? – спросил мужчина, так же непонятно у кого.

Теперь костер не торопился с ответом.

Какова плата, такова и расплата.

У переносицы торговца появилась и исчезла маленькая складка. Единственный признак движения и факт серьёзного отношения к услышанному.

– За хлебом насущным. – вопросы закончились и наступило время ответов.

– Чтобы им пополнить часы времени и они продолжали отмерять твои дни, в которых ты, не переставая повторяешь только одно слово – ещё.

Костер поутих, и торговец поворошил угли, который сразу воспринимает духом и весело запрещал. Одно движение, не более.

– Мера – вот что делает человека счастливым. Это и хлеба насущного касается.

– Ты, хочешь мне сказать, что смысл – это мера!? Я, Великий воин! И… Жажда, нетерпимость… – Великий воин схватил толстую ветку и с размаху ударил в огонь.

Искры и угли полетели во все стороны. Великий воин бросил палку повернулся и быстро исчез в ночи.

– Мало огня? В поисках смысла, главное не сгореть в пожаре неожиданно открывшейся истины – торговец поднялся и начал заботливо собирать раскиданные текущие угли обратно.

***

Спал он долго. Ведь сны можно видеть только во сне. Вот он на коне, несущемся безумным галопом. Только такое безумие позволяет ощутить силу ветра, которая пьянит и дурманит, пробуждая неутолимое желание "Еще".

Затем он шел. Жуткая горечь, такая горечь, что он с трудом сдерживает слезы. Источник этой боли образ огромного коня и яркие ощущения ветра. Где они и что с ними он не помнил. Горячее солнце и выжженная степь – источник жажды, постепенно выпивали все влагу из его тела, взамен не давая ни чего. Первыми были слезы. И оплачивать горечь стало нечем. Затем пот и он превратился в подобие сухой ветки. И наконец, очередь дошла до его крови. И когда она превратилась из красного вина в бардовую тягучую потоку. Свет погас. Открыть глаза его сподобило лёгкое чувство тревоги: небо однородного светло голубого цвета, запах свежего молока, звон утвари.

***

Ощущения бесконечности дней не было. Но в сумме, дни проверенные в повозке, порождали чувство бесконечности пути, что вызывало тяжёлый вздох. При этом спина женщины напрягалась, она поворачивала лицо и смотрела в его глаза.

Рана заживать не спешила и боль не уходила. Натерпевшись боли он проваливался в небытие. После непродолжительного забытья он открывал глаза и видел лицо женщины и чувствовал касание её рук, выполняющих какие-то манипуляции в том месте, которое являлось источником боли. Эти манипуляции носили ещё более болезненный характер, но затем становилось легче.

Необходимость постоянного ухода, его смирение запустили этот процесс. Когда она начала догадываться об этом, было уже поздно. Уход за раненым теперь стал заботой, и теперь она физически ощущала его боль. А это уже личное дело. Личное дело – больше внимания. Она начала ловить себя на том, что думает о нем. Все чаще и чаще, в итоге перестала обращать на это внимание, так он стал неотъемлемой частью её текущих забот, надежд и чаяний. За время пути им редко попадались люди, поэтому, можно сказать, что они были в некоторой оторванности от внешнего мира людей. В эти редкие встречи они узнавали свежие новости, которые вполне уже были частью истории человечества. Их интересовало все. Множество вопросов, большинство из которых касались мелких деталей места, времени, реакции. Когда ещё попадется на их пути человек? И детальными вещами надо запастись впрок, чтобы хватило до следующего источника новостей. Оторванность, помимо страсти к деталям, развила в них свойство смотреть на события, о которых они слышали, беспрестрастно, как бы со стороны.

За время дневных переходов каждая деталь тщательно осмысливалась. Женщина не просто информировала лошадь, смиренно тянущую телегу, она желала ответной реакции незнакомца. Теперь все её внимание не вопрос ее безопасности, а необходимость защитить его.