"...Поезд проезжал совсем близко мимо строящейся церкви. На куполе ее колокольни, около самого креста, копошился, делая какую-то работу, человек... "А что, если упадет?" - мелькнуло в голове у Цвета, и он почувствовал противный холод под ложечкой. И тогда же он ясно увидел, что человек внезапно потерял опору и начинает беспомощно скользить вниз по выгнутому блестящему боку купола, судорожно цепляясь за гладкий металл. Еще момент - и он сорвется.
"Не надо, не надо!" - громко закричал Цвет и в ужасе закрыл лицо. Но тотчас же открыв их, выдохнул с радостным облегчением. Рабочий успел за что-то зацепиться, и теперь видно было, как он, лежа на куполе, держался обеими руками за веревку, идущую от основания креста".
После этого Цвет со стыдом и страхом размышляет о том, что было бы, если все человеческие желания обладали способностью мгновенно исполняться: мир охватило бы кровавое безумие.
"Пусть сейчас, в апреле месяце, на столике очутится арбуз!" - это одно из невинных пожеланий Цвета. Но арбуз не появился.
"Хочу, во-первых, чтобы немедленно зажегся свет. А во-вторых, хочу во что бы то ни стало духов "Ландыш".
В ту же минуту вошел проводник со свечкой на длинном шесте. Он зажег газ в круглом стеклянном фонаре..."
И тот же проводник протянул Ивану Степановичу флакон из-под духов с запахом ландышей. Кто-то забыл его.
Магия. Но в сферу ее включены только те явления, которые не нарушают законов природы. Арбуз в апреле отменяется! Отменяются или не так точно выполняются кое-какие другие желания героя.
Не все пожелания безобидны, но, однако, материализуются. Сцена на скачках, где Цвет делает ставку на лошадь Сатанеллу, убеждает в этом.
"Эта скачка была по своей неожиданности и нелепости единственной, какую только видели за всю свою жизнь поседелые на ипподроме знатоки и любители скакового спорта. Одного из двух общих фаворитов, негра Сципиона, лошадь сбросила на первом же повороте и при этом ударила ногой в голову. Несчастного полуживым унесли на носилках. Вслед за тем упал вместе с лошадью какой-то жокей в малиновом камзоле с зеленой лентой через плечо... Двое столкнулись друг с другом так жестоко, что не смогли продолжать скачку. У одного оказалась вывихнутой рука, а у другого сломалось ребро".
Сатанелла с жокеем Казум-Оглы выигрывает скачку. Желание исполнено. Деньги в кармане.
"Сколько еще несчастий причиню я всем вокруг себя. Что мне делать с собой? Кто научит меня?" - это мысли героя после скачек.
"Но о боге набожный Цвет почему-то в эту минуту не вспомнил" - это прямой ответ автора рассказа на "роковые" вопросы героя этого же рассказа.
"Цвет никому не хотел зла, но невольно причинял его на каждом шагу".
И еще одно горе терзало Цвета, сообщает Куприн. От него уплыло куда-то во тьму прошлое. Он не мог вспомнить его. И это его мучило. (Так и мы, современные люди, не можем вспомнить своего прошлого и даже не хотим этого сделать.)
А настоящее врывалось к разбогатевшему Цвету в кабинет всегда, когда он меньше всего этого желал. Его олицетворяет деловой секретарь. Вот соответствующая сцена:
"Немного времени спустя к нему вошел его личный секретарь, ставленник Тоффеля, низенький и плотный южанин, вертлявый, в черепаховом пенсне, стриженный так низко, что голова его казалась белым шаром с синими от бритья щеками, губами и подбородком. Он всем распоряжался, всеми понукал, был дерзок, высокомерен и шумлив и, в сущности, ничего не знал, не умел и не делал. Он хлопал Цвета по плечу, по животу и по спине и называл его "дорогой мой" и только на одного Тоффеля глядел такими же жадными, просящими, преданными глазами, какими Тоффель глядел на Цвета. Иван Степанович знал о нем очень немногое, а именно, что этого молодого и глупого наглеца звали Борисом Марковичем, что он вел свое происхождение из Одессы и был по убеждению сосьяль-демократ, о чем докладывал на дню по сто раз".
Тоффелю нужно слово, отгаданное Цветом. И Цвет простодушно дарит секрет. За это он удостаивается похвалы М.И.Тоффеля, овладевшего тайной звезды Соломона. Все исчезает как во сне: деньги, новые друзья и знакомые, великолепное общество, дорогие рестораны, приемы, которые устраивал Цвет. Он обретает душевный покой и прошлое, добровольно отрекшись от всего этого, как от мишуры.
Таков сюжет произведения Куприна.
Внимание привлекает магия. Ее писатель чувствует очень тонко. Чем обыденней явления, цепочка которых ведет к цели, тем большее мастерство достигнуто. Необычное в обычном. Это и есть главный, пожалуй, закон.
Одно из немногих исключений - сцена испарения личного секретаря Цвета, надоевшего ему до чертиков.
"И вдруг от нестерпимого, сразу хлынувшего гнева вся комната стала красной в его глазах. - А вы... - прошептал он с ненавистью, - вы сейчас же, вот как стоите здесь, исчезнете! И навсегда!
Секретарь не двинулся с места, но начал быстро бледнеть, линять, обесцвечиваться, сделался прозрачным, потом от него остался только мутный контур, а через две секунды этот призрак на самом деле исчез в виде легкого пара, поднявшегося кверху и растаявшего в воздухе".
Испарив одного лишь секретаря, Цвет не освобождается от магического сна.
Это освобождение приходит позднее. Прерванная жизнь вступает в свои права. Возвращается прошлое.
Этот рассказ о магии и демонических силах Куприн написал в 1917 году. По-моему, он стал прологом к "Мастеру и Маргарите" Булгакова.
Магическая медицина?
В конце мая 1989 года Ванга сказала своей племяннице, что видит рядом с собой красивую женщину в белом. Эта племянница, Красимира Стоянова, написала позднее книгу, которая называется: "Ванга: исповедь слепой ясновидящей". Я читал книгу весной 1991 года. Цитирую воспоминание о женщине, одетой во все белое:
"Смотреть на нее приятно, так как лицо ее одухотворенное и светлое, а одежда сверкает серебром. Никто, кроме тети, конечно, не видел этой женщины. Когда видение исчезло, Ванга сказала со вздохом:
- Я никогда не видела столько красоты, соединенной в одной человеческой фигуре. Даже когда была зрячей, не видела.
Когда служитель стал приглашать к Ванге посетителей, она разговаривала с ними удивительно умиротворенным, тихим и спокойным голосом. Есть, есть что-то в мире (или над миром), есть некое Божество, в любви к которому люди сумеют объединиться и прийти к всеобщему согласию. Скорее бы..."
Знает ли Ванга, кого она видела? Некое божество, о котором говорится в книге, это Богоматерь. Ее белое с серебром платье мне хорошо известно по описанию Жанны. Несколько раз, закрыв глаза, думая о ней, я различал удивительно статную фигуру в светлом наряде. Четче проступала серебряная отделка головной накидки и рукавов - на мгновение возникала вся она.
Другой эпизод из той же книги был мне тоже хорошо знаком, хотя все произошло с другим человеком.
"Писатель Леонид Леонов, о котором я уже упоминала, посетив однажды Вангу, приехал и вторично. Он решил записать все сказанное ей на магнитофон, чтобы потом расшифровать, перевести на русский язык и спокойно читать. Он не очень рассчитывал на помощь переводчика и сопровождающих его лиц, так как из прошлого опыта знал, что они запомнят из сказанного немного.
Зайдя к Ванге, Леонов сам наладил магнитофон, включил его на запись и попросил присутствующих даже не подходить к аппарату, чтобы случайно не испортить что-нибудь или не выключить его.
Ванга с большим вдохновением рассказывала Леонову о важнейших событиях, происходящих в Советском Союзе, о том, что ожидает страну в будущем. Писатель был очень доволен, но уже в гостинице едва не получил инфаркт. Лента оказалась чистой. Ни одного слова, сказанного Вангой, магнитофон не записал. Рассчитывая на запись, мы тоже слушали не очень внимательно. Помнится, я спросила у Ванги, можно ли прийти еще раз, но она сказала, что не может повторить сказанного. Момент был упущен.
Во втором случае двое посетителей, тоже писатели "крупного масштаба", внимательно слушали Вангу, поведавшую им много интересного, и не только слушали, но и записывали все сказанное на дорогой и очень хорошей аппаратуре. Но, когда они вернулись домой и проверили запись, то оказалось, что вместо слов Ванги записаны народные песни и хор. Это тем более удивительно, что во время их визита в комнате не было ни другого магнитофона, ни включенного радио".