И все-таки, с каждым словом утверждаясь в своих подозрениях, я не оставлял надежду на то, что… может быть, это не так. Только поэтому и спросил, зачем быть у проруби ему, Светлану? Однако, получив ответ, понял, что был прав. И в самом деле, для чего меня останавливать, если я струшу, передумаю, захочу сбежать? Ему-то до этого какое дело?!
Нет, он был явно заинтересован в моем уходе… А если бы я передумал не в тот момент, а после? Вернулся, сознался… Преступления в моем поступке нет! Однако Светлан об этом не думал… лишь потому, что знал, как сделать, чтобы я не вернулся. У меня уже не было сомнений, что он собирается убить меня и завладеть моими документами, закамуфлировав убийство под самоубийство.
— Да, пожалуй, — повторил я и впервые посмотрел в глаза Светлану, — но тогда, может быть, мне не ехать в Серебряный Бор? Вы все сделаете сами, поставите, оставите, уйдете задом наперед… Главное, что, не будучи там, я не смогу передумать, сбежать?
— Ну, нет! — он даже стукнул кулаком себя по колену. — Не для того, братец вы мой, я стараюсь, чтобы снова загреметь… Мои в этом деле только идеи, а исполнять их вам… Или не исполнять! А лично я и пальцем ни до чего не дотронусь… Понятно?!
— Зачем же тогда вам второй экземпляр предсмертной записки? — уже ни секунды не сомневаясь в подлинном умысле Светлана, спросил я.
— А на всякий случай… в качестве отмазки… это для вас она предсмертная записка, а для меня доказательство, что я не убийца, а душеприказчик!
…Может возникнуть… вернее, не может не возникнуть вопрос, почему же я, раскусив намерение Светлана, все-таки согласился с ним не только на словах, на деле, — ведь чем дальше заходили наши приготовления, чем более откровенным в своих желаниях становился Светлан, тем меньше оставалось шансов разойтись как ни в чем не бывало…
Но, сознавая, что впервые рискую жизнью, и даже отчасти наслаждаясь этим, я был уверен, что сумею удержаться у того предела, к которому подведет меня Светлан. И тем самым узнаю ПРЕДЕЛ!
…Рано утром в квартире, разбудив нас, раздался телефонный звонок. Междугородная… Трубку я не взял, слушал длинные пронзительные гудки и понимал, что это звонит Сарычев, может быть, уже из Симферопольского аэропорта. Мы быстро собрались и ушли, договорившись о встрече вечером.
Прежде всего я решил купить билет на поезд — собирался взять бесплацкартное место до Бердянска, но, когда подошла моя очередь, неожиданно для себя попросил билет в купейный. Даже перед смертью я не мог избавиться от привычной зависимости от мнения людей, незнакомых, случайных, даже тех, мнением которых не было оснований дорожить.
После этого поехал к… папе. Нет, не проститься, вернуть долг — ту рукопись, которую он доверил мне сохранить. Мне почему-то не хотелось, чтобы кто-то увидел ее, прочитал, как будто увидел бы наготу моего отца… Ведь и мне он заказал это делать…
Теперь мне вдруг показалось странным, что человек способен уйти из жизни, не узнав того, что Господь сам дал ему в руки… Запретный плод, тайный смысл — но разве обещало мне незнание бессмертие?
В тряском троллейбусе, катившем по кольцу, я развязал веревочку, развернул «Известия» и извлек оттуда рукопись… Названия не было — только на целую первую страницу имя и фамилия автора. Усмехнувшись, я открыл вторую: «По розовым плиткам, которыми была вымощена Пушкинская, мы наперегонки скакали на одной ноге: длинноногая Гейбл и я, маленький, в форме бойскаута, с перевязанным горлом…»
…Чувствуя себя до глубины души оскорбленным, я закрыл рукопись: получалось, что он доверил мне хранить ее в тайне от… меня, а в «Самиздате» пустил по рукам и свое прошлое, и мое происхождение?.. Потому и запретил мне читать, что сознавал предательство? И в то же время мне показалось и странным, и занятным, что… мир существовал до меня: Гейбл, едва не вставшая на пути моего рождения — единственного и, как я понимал, случайного расклада карт… Пава… — уже тогда Пава… То, что я ощутил при безымянном чтении забытым сновидением, оказалось забытой жизнью, которую я прожил бессознательной частицей папиного существования… А ведь я был в нем и в момент его рождения, и наверняка и раньше — в деде, к которому спешил, да опоздал доктор Бухштаб, в прадеде… в предках?.. В Адаме? В Господе Боге? Всегда?..