— Через два дня… в пятницу…
— Эх, бедняга… «Под сердцем у меня сидит фашистская пуля, с недавних пор она стала давать знать себя», — говорил он мне. Не жалел он себя… Не знаешь, когда помрешь, а гонишься за богатством…
До самых похорон Ендона Тыхеева старик так и не вышел на работу. Он сам смастерил ему гроб, думая при этом: «Прости меня, Ендон. Так уж вышло, что я готовлю для тебя твое последнее жилище. Я ведь за это время начал кое-что понимать, но рассказать тебе обо всем этом я так и не успел. Не нажил ума до самой старости — это обо мне сказано. А ведь, Ендон, долго не заживусь, скоро последую за тобой. Но до этого я успею сделать одно очень хорошее дело». Однако старик и сам еще толком не знал, какое хорошее дело он собирается сделать.
Когда гроб с телом Ендона Тыхеева был установлен возле свежевырытой могилы и начался траурный митинг, старик Бизья не нашел в себе смелости подойти поближе. «Весь колхоз собрался. Да, много друзей было у него. А вот когда я помру, много ли людей придет?» — подумалось старику, и что-то похожее на обиду, какое-то сумеречное чувство омрачило его душу.
В сиянии голубого спокойного неба стояло несколько сотен людей с обнаженными головами. Несильный ветер играл складками красного знамени с черными траурными лентами. В лучах яркого солнца сверкали ордена и медали, которыми был отмечен при жизни Ендон. Бизья даже не подозревал, что у Ендона было столько наград.
Прощальное слово произнес председатель Банзаракцаев, и то, что он сказал, врезалось старику Бизье, можно сказать, навечно, отложилось в его сердце и его душе.
— Человек не вечен. Однако в памяти людей навечно остаются его дела и все то доброе, что он сделал для людей. В тяжелое, темное время родился наш покойный друг и вдоволь хлебнул нужды. В двадцать лет он стал членом партии, участвовал в организации колхозов. Когда настала пора, он, не жалея собственной жизни, сражался против фашистских захватчиков. Вернувшись на родину после войны, он своим большевистским словом, своим самоотверженным трудом показывал всем нам пример, воодушевлял нас. Вы, Ендон Тыхеевич, были человеком прекрасных помыслов и острого ума. Прощаясь с ним, я могу сказать следующее: «Мы, коммунисты молодого поколения, комсомольцы, все исингинцы своим трудом постараемся продолжить ваше дело, исполнить все, о чем вы мечтали!»
Закончив свою речь, Банзаракцаев низко поклонился. После этого председатель оглядел собравшихся, заметил поодаль понурую фигуру старика Бизьи, вздохнул как бы с облегчением, отступил на шаг и замер…
Прошло несколько дней…
Старик Бизья все это время пролежал у себя в доме. Наверно, не стоит и не следует говорить, о чем он думал, что пережил…
В одно утро он, одев свою лучшую одежду, явился в сберегательную кассу родного села.
— Ну, доченька, — начал он веселым, радостным голосом, обращаясь к молоденькой работнице, — я, Бизья Заятуев, не человек без роду-племени, у меня есть предки, есть потомки — двое маленьких внучат!
— Знаем, знаем, — заулыбалась глазастенькая работница.
— Так я хочу положить на их имя деньги. Это возможно?
— Конечно, возможно.
— Ладно, тогда пишите на государственной бумаге такое: прежде всего, Алдарову Володе Гошиевичу пять тысяч рублей… Алдаровой Туяне Гошиевне пять тысяч рублей, Заятуевой Бурзэме Бизьяевне три тысячи рублей…
Работница сразу сделалась серьезной, внимательной и, поправляя завитые волосы, спросила:
— Конечно, мы сделаем. С кого начнем?
— С внука… С Володеньки, — и старик Бизья вынул из кармана брюк внушительную пачку денег, завернутую в белый платок.
— Алдаров Владимир Георгиевич, так ведь?
— Ну, вы люди грамотные, пишите, как положено, — и старик радостно засмеялся.
Вот так, со смехом, с шутками было завершено это хорошие дело.
После этого Бизья появился в кабинете Банзаракцаева. Председатель своим наметанным оком сразу определил, что старик пришел к нему по не совсем обычному делу.
— Как поживаете, дядюшка? — приветливо заговорил председатель. — Я уж было беспокоился, потому что в последние дни вас нигде не было видно. Я уж хотел было или навестить вас сам, или послать кого-нибудь.
Старик Бизья, почесывая затылок и посмеиваясь, присел к столу. Спросил:
— Как вы думаете, председатель, может ли неверующий в бога человек совершить доброе дело?