— Вот помощника привел, — парторг добродушно кивнул на Балбара. — Думаю, что справимся. Давайте-ка разделим участок: тебе, Володя, северная сторона, мне южный край, где кончается пахота, ну, а ты, Балбар — в центре.
Балбар, угрюмо глядя под ноги, побрел на свое место. Нагнувшись, подобрал с земли гладкую палку — чем-то она ему понравилась.
— Не пойму его, то ли сердится на меня, то ли от стыда такой. В общем-то ему теперь не сладко, это ясно. — Евсей Данилович пожал плечами. — А может, его кто обидел, не знаешь? Не всякий ведь способен на деликатность.
— Да он на меня тоже дуется, — торопливо сказал Володя и махнул рукой. — А, перебесится…
16
Балбар остановился и поглядел на сопку, откуда поднимался густыми клубами, а потом медленно рассеивался дым. Ему вдруг вспомнилось, как однажды, когда он был еще мальчишкой, горела степь и так же, всем улусом, люди шли тушить пал. Балбар с Володей Дамбаевым верхами носились по степи как связные, вообразив себя чуть ли не самыми главными героями этого события. Еще бы… Им ведь было поручено скликать народ, а потом развозить метлы да лопаты. Оттуда наперегонки мчались домой. Балбар улыбнулся. Тогда это было для них вроде игры, так и норовили поближе к огню подъехать. Балбар даже рубаху себе прожег, из-за чего Шарухи наутро оттрепала его за уши. Боль, конечно, забылась, а то, как они с Володей ехали с пожара, распевая лихую кавалерийскую песню, это он запомнил. Володя. Тогда он был другом…
Он сел на пенек, торчавший в траве у межи, рядом бросил куртку и мешочек с остатками еды. Широко расставив колени и опираясь на палку, он был похож на пастуха-новичка, растерявшегося перед многочисленным стадом. Парторг и Володя постояли на прежнем месте, как видно договариваясь о чем-то, потом разошлись в разные стороны.
Проходя мимо Балбара, Евсей Данилович замедлил шаг и кивнул на сопку:
— Смотри, огонь-то как подвигается! Не прозевать бы…
Балбар посмотрел на сопку. На ее склоне приплясывало желтое пламя.
— А куда же девались самолеты? Авиация хваленая где? Будем тушить дедовским способом, да? — не преминул съязвить Балбар.
— Самолеты делают свое дело, не беспокойся. Они вон где летают, за хребтами, — объяснил парторг уже на ходу и махнул рукой на запад. — Там главный очаг пожара.
Долго усидеть Балбар не смог — одолевала мошка, оводы жалили сквозь рубашку. Ой поднялся и пошел вдоль борозды, укатанной гусеницами трактора. От укусов мошки у него стали распухать уши. Чертыхаясь, он поднял свой мешочек и достал оттуда две лепешки и кусок вареной баранины. Чтобы как-то скоротать время, он начал без аппетита жевать лепешку, прохаживаясь взад-вперед. Неподалеку от него, за буртами, суетился парторг — то пригибался, то выпрямлялся.
«Что это он делает?» — подумал Балбар, останавливаясь, и тут же услышал голос Евсея Даниловича:
— Иди сюда! Бал-бар!
«А, сам зовешь… Ну что ж…»
Балбар подошел к нему. В тени высокого пня парторг готовил из корья и сырой травы дымокур.
— Мошка заела, черт бы ее побрал! Откуда она, перед дождем, что ли? — заговорил Евсей Данилович, не глядя на подошедшего Балбара, чиркнул одну спичку, другую, подпалил бересту, она скрючилась, задымила и занялась огнем в небольшой кучке сухого хвороста, присыпанного свежей травой.
Балбар, опираясь на палку, молча следил за движениями Евсея Даниловича. Странное дело, домовитость и миролюбивый тон парторга обезоружили Балбара, и он совсем расслабился.
— Чего стоишь, Балбар? Возьми-ка щепки вон там… — Евсей Данилович кивком головы показал ему, где лежат щепки, а сам, сидя на корточках перед дымокуром, все подкладывал сухие былинки, стараясь оживить гаснущее пламя.
Балбар направился к большой, приготовленной для костра куче сушняка, взял несколько щепок, пропитанных бензином, вернулся и бросил их в огонь.
Евсей Данилович подтащил валежину поближе к дымокуру и сел, а когда заклубился густой желтоватый дым, он расстегнул все пуговицы на гимнастерке, подставив грудь поближе к дымокуру.
— Эх, до чего хорошо! Ну и красота… — Он охал и ахал, похлопывая себя то по груди, то по рукам, а Балбар смотрел на его красную от комариных укусов шею и молчал. Ему тоже правился дым с его горьковатым запахом, он тоже с удовольствием вдыхал этот дым и, слушая треск коры и веток, пожираемых огнем, медленно переступал с ноги на ногу.