Маркелыч сидел без рубахи. Спина у председателя широкая, загорелая, в струйках пота. Казалось бы, обычная спина, если бы не глубокие синеватые шрамы.
— Под лопаткой-то яма, — шепчет Тонька, — кулак войдет.
— Девки, хватит зевать! — командует повариха Кия Шулятева. — Заскребайте ведро до дна и марш на речку посуду мыть. Кончился обед.
Поднялся на стогу Маркелыч. Метчики Толя, Саня Кивилев, Нюра Горшкова, Аркашкина сестра Клавдя Шулятева большими деревянными вилами подхватили сено и начали подавать наверх. Маркелыч принимал на грабли навильники и, тяжело поворачивая их, выравнивая края, аккуратно укладывал, утаптывал в стог. Когда он поднимал тяжелые пудовые навильники, тонкая синеватая кожа на спине его наливалась кровью, и старые рубцы горели, как свежие раны.
— Больно ему, наверно, сено-то подымать… — смотрела широко раскрытыми глазами на Маркелыча Натка.
— Может, и больно, только кому вершить-то? Вишь, мужики-то на фронте все.
Больше всего девчонок теперь занимал вопрос: отчего у председателя такая спина. Все были заняты работой, у кого спросишь.
— Может, он о косу обрезался, — первой высказала предположение Валька.
— Спиной-то, — сердито нахмурила брови Тонька. — Чушь собачья!
И опять, не дав вспыхнуть ссоре, выручила девчонок Натка.
— Пойдемте домой через поскотину. Баба Настя телят там пасет. Она все знает.
Высоко в вершинах берез играет солнечный ветер. Уморились телята, в тень прилегли. Лежат под кустами да под березами, неторопливо пережевывают свою бесконечную жвачку. Баба Настя тоже в тени сидит. Девчонки с ходу налетели на нее с расспросами. Выслушала их баба Настя, задумалась, потом заглянула в туески, попробовала малину из каждой посудины, похвалила, что полные набрали. Пересев поглубже в тень на пенек, баба Настя вздохнула, поглядела из-под руки на солнце и начала рассказ.
— Давно, лет двадцать с лишним назад, бои тут проходили. Маркелыч тогда молодой был…
— Это когда красные с белыми воевали? — уточнила Натка.
— Вот-вот. Когда красные с белыми. Маркелыч и был командиром у красных. На масленице случилось это. Наши заняли починок и соседнее село Танып. А белые отступили на деревню Ключи. Много верст прошли в тот день красные, устали. Уснули, видать, крепко. Белые в Таныпе, говорят, засаду оставили. А Танып, известно, село кулацкое. По ему и нонче пройди — видно, как справно там жили. Что ни дом, то железом крыт али тесом обшит. Ночью проснулась, слышу крики, плач, шум. Такая стрельба поднялась. Выскочила на улицу. А по Таныпской дороге, с Синей горы-то, гляжу — подвода за подводой. Уж на километр обоз протянулся. А на санях все убитые. Бабы в голос воют, мечутся от саней к саням. Своих разыскивают. Стою на дороге, будто статуя какая. Окаменела вся. Боюсь увидеть рыжую шапку Наташкиного отца… Гляжу, Архиповна выскочила в одном платье, в катанках на босу ногу, Маркелыча смекат. Не нашла я тогда своего Ивана среди убитых. И Маркелыча не было среди их.
Как рассвело, вырыли на крутом берегу Ольховки могилу братскую.
— Столб там зеленый, — протяжно вздохнула Тонька.
— Столб-то уж выгорел. Какой год не крашен.
— И фамилии на столбе вырезаны.
— А как же. Вырезаны. И Андрюшина, дяди твоего, Наташа, Маряшиного брата, есть. Его как комиссара расстреляли. Опосля уже. А кто расстрелял, того, говорят, не нашли.
Баба Настя смолкла. Над головами девчонок, бесшумно махая крыльями, низко пролетела ворона. За ней, гортанно и неприятно крича, пролетело еще несколько в сторону реки.
— Чего это они раскаркались? — тревожно спросила Натка.
— К дождю, — оглядывая телят, ответила баба Настя и задумалась.
— А дальше? — спросила Валька. — С Маркелычем что же?
— Маркелыча ден пять истязали. Все пытали про Азина. Куда, дескать, он направляется, на Пермь али на Красноуфимск. Когда наши отбили Маркелыча, в ем уж едва жизнь теплилась. Месяцев пять выхаживали мы его с Архиповной молоком да травами. Раньше какие лекарства в деревне? И лекарств никаких не было.
Заслушались Тонька, Натка и Валька. Задумалась баба Настя, вспоминая грозные дни. Глянули по сторонам, а телят и след простыл. Долго помогали девчонки бабе Насте в тот раз собирать телят. Запыхались и ноги притомили, пока обшарили все кусты в поскотине. Тонька и Натка решили с этого дня помогать бабе Насте. В деревню возвращались вдоль речки Ольховки.
Пока телята, растянувшись по берегу, щипали отаву, девчонки и баба Настя поднялись на крутой берег Ольховки.