Придя в себя, Оня приосанилась, забрала из рук сына чемодан.
— Важный ты очень в форме-то. Даже боязно подходить.
— Что вы такое говорите, мама! А Егорша, Шурка и Панька, они не с тобой работают?
При упоминании о Паньке Оня молча опустила на траву чемодан, тяжело оперлась на изгородь.
— Ну вот! Я и сам донесу, — Коля подхватил чемодан и взял мать под руку. — Что замолчала, мама?
Оня поднесла руку к горлу и горько глотнула.
— Скотину они пасут, — медленно и сипло проговорила она. — Сам все увидишь теперя…
Засыпая в тот вечер на веранде, Натка слышала, как у колодца соседки обсуждали приезд Героя.
— Гляжу, Клашка уже обнимат, ничуть не тушуется.
— А как же! Красавец, орел! — певуче, врастяжку приговаривала баба Настя. — Совсем запамятовала, ведь луку я нащипала, Оня. Помнится, Коля любил пироги луковые. Хошь бы что-ненабудь состряпать.
— Дак из чего, Максимовна, стряпать? Муки ни бусинки.
— Сходи в правление. Должны для такой встречи кило либо два выписать.
— Да где там! Разве Баянов раскошелится? Вон над Маряшей как измывается.
— С Маряшей другое дело. Их в раёне рассудят. А ты сходи. Кто тут в округе когда Героя видывал?
— С Георгием в ерманскую, помню, нашенские прихаживали, а чтобы насчет Героя не слыхивали.
На другой день телят пригнали, как всегда, до грозы. Девчонки размещали их в загородки, а баба Настя той порой наносила в баню воды, приготовила сухую растопку.
После грозы на небе еще радуги не истаяли, а из-за клочковатых, быстро бегущих туч выглянуло чистое, промытое солнце.
Пока хозяйки доили коров, со скотиной управлялись, над починком взметнулись уже два негустых синих дымка. Это баба Настя затопила в огороде свою белую баню для прославленного гостя — Героя, а в Онином дворе Егорша, Вовка и Толя разожгли железную печку с котлом. Правление колхоза выделило ради такой встречи три килограмма муки.
К Налимовым начал собираться народ. Каждый нес из дому что мог: творог, сметану, яйца, капусту, лук, картошку. На вынесенных из дому и поставленных прямо на траве столах Оня, Маряша, Женя Травкина, Клавдя, Галина Фатеевна принялись готовить общественные пельмени.
Ребята подкладывали в топку щепки и короткие чурочки, носили в котел воду. Оня и Женя Травкина приправляли в эмалированных тазиках начинку — капусту и творог. Маряша и Клавдя катали тесто. Остальные собравшиеся колхозники, окружив Колю, сидели у бани на бревнах и вели беседу: о посевах, о видах на новый урожай. А больше расспрашивали, где воевал Коля, за что получил Героя и скоро ли немцам будет крышка.
Натка и Тонька, сияющие, причесанные по-праздничному, как взрослые женщины, на прямой пробор, сновали из избы в избу, из двора Усаниных в двор Налимовых. То баба Настя за дровами пошлет, то женщинам какая посуда потребуется.
Женя Травкина принесла из дому патефон. Косынку и платье она сменила на тщательно отглаженную военную форму — гимнастерку и юбку. Сапоги ее были до блеска начищены. Выглядела она в этот вечер очень красиво. Тонкую талию перетянул широкий ремень. Обычно прямые волосы золотистыми локонами спускались на плечи, карие глаза радостно блестели.
Очень понравилась Натке в этот вечер Женя Травкина. Она принесла пластинки, и девчонки не отходили от нее. Наверняка в стопке, что лежала рядом с патефоном иа столе, были и любимые Наткины песни «Катюша» и «На закате ходит парень».
— Девки, сбегайте-ко за Ольховку, — нашла им дело баба Настя. — Наломайте для гостя свежий веник. Да березу выбирайте хорошую. Ната, знашь ведь каку.
— Ага. Чтобы лист без сережек. Атласную.
— Не атласную, а шелковистую. Лист мягкий, вроде как шелковый.
Когда девчонки вернулись из заречного березника о веником, на бревнах уже негде было присесть. Так много народу собралось во двор Они-конюшихи. Весть о том, что Коля Налимов вернулся по ранению насовсем и теперь будет работать в районном военкомате, мигом облетела починок. Тесно окружили кукуйцы фронтовика. Кому не хватило места на бревнах, сидели на чистой, промытой дождями траве, иные просто стояли. Рядом с Героем по одну сторону сидела баба Настя, по другую — бригадир Баянов. Речь шла о починковских новостях: о запавшем под снег прошлой осенью ржаном поле, о задранном волками Бутышкине, об исчезнувших мешках с зерном. Колхозницы высказывали на этот счет разные догадки. О недавней таинственной подводе не сказал никто. И Натка подумала, что об этом пока, кроме сторожа, ее матери, Жени Травкиной и учительницы, никто и не знает.