— Баба, посмотри, какая заря! — переполненная покоем и тишиной, радостно сказала Натка.
Баба Настя посмотрела на запад, еще раз поправила одеяло.
— Кубовая заря! Вот и слава богу. Похолодает теперя, до ильина дня гроз не жди.
— Что Коля-Герой про войну сказывал?
— Сказывал, что немца на запад наши шибко погнали. Очнулась, матушка, ну, слава те осподи! Сейчас ухой тебя потчевать будем, — баба Настя наклонилась к постели и провела вздрагивающей ладонью по выгоревшим Наткиным волосам. — Как жара и грозы кончились, так и войне опосля придет конец.
Баба Настя ушла в дом за посудой.
«Быстрей бы война кончилась, — озабоченно подумала Натка и скосила глаза на лежащий у изголовья серый резиновый мячик. — Все работа да заботы разные. Увезет Валька, и поиграть не успею».
Глава шестнадцатая
Меняло краски, отгорало спелое лето. Рядом с неблекнущими зелеными иглами елей солнечными брызгами засветились листья тополей и кленов. На синей полосе дальнего леса кое-где начали проступать желтые пятна. И давно уже в желтый цвет перекрасило солнце хлебные поля, над которыми с рассвета дотемна теперь звучали голоса людей, ржание лошадей, стрекот жнеек, рычание трактора, присланного из МТС на время уборки урожая.
С сентября у Натки и ее подружек начиналась новая жизнь: учиться им предстояло в селе Танып, в семилетней школе. Ожидаемые перемены радовали и волновали.
— За девять километров ходить станем. И все по лесу, — с тревогой говорила Натка.
— Ничего, — бодро откликалась Тонька. — Зимой побежим на лыжах. С угору-то как ласточки понесемся.
— На лыжах — здорово!..
Только Валька не выражала ни радости, ни тревоги. Молча слушала она разговоры подруг. Может быть, виделось ей в это время красивое трехэтажное здание с табличкой у входа: «Ворошиловградская средняя школа № 7 имени А. С. Пушкина».
Толя работал на жнейке, стараясь ни в чем не уступать взрослым. Он почернел от загара, его худое лицо еще больше осунулось, а светло-русые волосы совсем побелели. Бригадир полеводов Женя Травкина, замечая, что паренек выбился из сил, решительно ссаживала его со жнейки и отправляла домой отсыпаться.
На этот раз она строго приказала:
— Отдыхать сутки. Раньше я тебя к жнейке не подпущу. На кого похож, Кащей Бессмертный!..
Толя спал ночь, а утром сказал Натке:
— У тебя до обеда много дел? А то, может, по ягоды сходим?
Предложение было неожиданным: Толя давно уже отрешился от детских забав, к которым относил и походы в лес за малиной и земляникой.
— Ага. И Тоньку с собой возьмем. И Вальку. Ладно?
Толя подумал, сурово нахмурил пшеничные брови, потом сказал:
— Если бригадир отпустит, ладно.
— Отпустит! — крикнула Натка и бросилась созывать подружек…
Толя повел их по той самой дороге, по которой когда-то баба Настя и Натка вышли к избушке Лизы-быргуши. Но до избушки они сейчас не дошли, свернули на какую-то известную Толе тропинку, и вскоре их уже окружал лес.
— Ура! Малина! — закричала Тонька, разглядев в зелени алые ягоды. Но Толя остановил ее.
— Это что за малина! — сказал он. — Идемте дальше, я вас на такое место приведу!..
Чем дальше они шли, тем гуще, дремучей становился лес. Тропа пропала. Колючие лапы елей стелились по земле, переплетались, мешали идти, больно стегали по ногам. Место было неровное, чередовались крутые спуски и подъемы.
— Куда это мы бредем? — сердито заворчала Тонька. — Куда нас волокешь-то? Ноги у нас что — казенные?
— Терпи, казак, атаманом будешь, — усмехнулся Толя.
Тонька еще что-то ворчала, потом утихла. Теперь девчонки молча шли за Толей, след в след, спотыкаясь о какие-то коряги, валежины, бурелом, тяжело дыша от усталости. Деревья росли так тесно, что порой приходилось буквально продираться сквозь переплетения ветвей. Лучи солнца не проникали сюда. Неподвижный, пропитанный смолистым запахом воздух казался густым и липким.
— Подождите меня! — Это кричала Валька. Они подождали ее.
— Никуда я дальше не пойду. Сил нет, — сказала Валька.
Но когда, постояв немного, они продолжили путь, Валька, прикусив губу и стирая с лица то ли пот, то ли слезы, побрела за ними.
— Здесь, — сказал Толя.
Они стояли на окраине небольшой лесной прогалины, узкой и вытянутой, как щель, покатой, густо усыпанной облетевшей хвоей.
— Вон, видите, под вывороченной липой…
На противоположной стороне прогалины лежало сухое дерево. Оно давно уже не было деревом — лежал сухой скелет лесного великана, вывороченного из земли бурей так, что бывшая его крона утонула в слое опавших листьев и хвои, а остатки изломанного корневища висели над землей, подобно щупальцам сказочного чудовища. Сразу за поваленным деревом поляна переходила в крутой подъем, поросший широкими темными пихтами. Между двух толстых мохнатых лап, стелившихся по откосу, зияла черная дыра.