- Здравствуйте! Извините пожалуйста, можно вас сфотографировать? - спросил Акимушкин сиплым голосом.
- Добрый день! Вы ко мне обращаетесь, молодой человек? - у старушки оказался звучный, хорошо поставленный голос. - Чем обязана такой честью?
- Вы редкостно красивы, - честно признался Акимушкин. - В этом свете, в этом ракурсе, в этих фактурных развалинах вы просто бессовестно хорошо выглядите. Согласны?
Старушка покачала головой:
- Мне кажется, ваша просьба запоздала - на много-много лет. Что красивого в старости?
- Посмотрите! Пожалуйста посмотрите, - взмолился Акимушкин и развернул к модели экран «Марка». - Вот прорисована фактура платка, глаз синеет, прядка на щеку выбилась, листочек к пальто прилип - все как надо. Вы красивы как осень, простите мою банальность. А за осенью всегда приходит весна, начинается новая жизнь.
- Заблуждаетесь. Красота в простоте, в легких шагах и звонком смехе, в бутонах и всходах, в нежных листочках. Тот, кто глядит на кладбище, видит смерть. И ничего кроме смерти. Не стоит обманываться и обманывать зрителя, молодой человек.
- Знаете ли... Как вас звать? Баба Аля? Ни за что! Александра Даниловна? Очень приятно, Акимушкин. Так вот, Александра Даниловна, я учился снимать давно, ещё на пленку. Нам, молодым фотографам не разрешали снимать детей и стариков. Знаете, почему?
- Нет, понятия не имею, - наконец-то улыбнулась старушка.
Есть! Заговариваем! Сейчас раскроется...
- Дети и старики - лучшие модели. В ребенке снимаешь будущее, в человеке пожившем - прошлое, мудрость, ясность. На лице написано все - как вам пришлось нелегко, как вы радовались, что поняли, что потеряли и что нашли. У Родена есть замечательная скульптура - «Та, что когда-то была прекрасной Ольмиер». Обнаженная, иссохшая, старая женщина, внутри которой видна очаровательная задорная девочка. Позвольте - я покажу вам вас!
Бледные, покрытые морщинами щеки порозовели, голубые глаза распахнулись навстречу, засияли весенним мокрым асфальтом. Дрожащими пальцами старушка пробежалась по пуговицам пальто, поправила волосы и платок.
- Вы прекрасно выглядите, - успокоил модель Акимушкин. - Зеркала у меня нет, но камера все видит. Полюбуйтесь.
При виде своей озадаченной физиономии на экране Александра Даниловна рассмеялась как девочка. И позволила делать с собой все что угодно - кружить, сажать на край мраморной чаши, осыпать листьями, даже распустить волосы, щедрое серебро, спадающее почти до земли. Вдохновенный Акимушкин кружил коршуном, поднимался на уцелевший пролет лестницы, ложился спиной на щебенку, ловя ракурсы. Он давно не снимал для души. И чувствовал, хмелея от радости - съемка выйдет неподдельной, неподражаемой. Ещё лицо крупным планом, ещё профиль в контровом свете, ещё кленовый лист в петлице рядом с винтажной пуговицей. Готово!
Выжатый как лимон Акимушкин уселся на поваленный ствол тополя и стал перебирать кадры в камере, отсеивать самые неудачные. Света ещё часа три и охота сегодня принесет богатую добычу - если не снимать долго, восприятие обостряется, как у курильщика, разлученного с табаком. А места на карточке на пятьсот кадров и треть ресурса аккумулятора уже ушла. Не подведи, «Марк»!
- Александра Даниловна, куда присылать фотографии? Александра Даниловна!
Ни следа седой женщины, ни ниточки от пальто, ни толики запаха сладковатых духов. Застеснялась все-таки, или устала и ушла по-английски. На часах три пятьдесят. Город заждался - вперед, товарищ фотограф. Когда ещё тебе в руки попадет такая техника, такое изумительное стекло. Что у нас за поворотом? Знаете ли...
Деревянный усадебный комплекс из почерневших от времени бревен. Четыре острые башенки, украшенные грифонами и головами химер на водосточных трубах. Хрипучие башенные часы с ажурными стрелками. Фонтан в парке - маленький фавн пьёт из раковины, тонкая струйка воды стекает по черной бронзе. И голубь, искристо-белый голубь подлетел утолить жажду, поскользнулся на мокром металле, распустил крылья под солнечными лучами. Веснушчатая девчонка лет четырех прижалась носом к стеклу, смотрит в пыльное окошко, улыбается солнечному лучу. Пожилой работяга выудил пескаря, держит рыбу в неловких грубых ладонях. Кадр и готово.
Березы столпились вокруг чудом уцелевшего барского дома с греческими колоннами, на крыльце солдат обнимает свою подругу. Худой парнишка ведет по одноэтажной улице большого коня с роскошной, летящей по ветру гривой. Рыжий кот с рыжей кошкой сели рядышком на резном подоконнике, трутся мордами друг о друга. Гроздь рябины упала на брусчатку мостовой позапрошлого века. Мозаичное панно обещает «скоро мы будем в космосе». С черного обелиска смотрит смешливый танкист, проживший на этом свете двадцать неполных лет. На скамейке у старого дома счастливая женщина нянчит младенца, показывает ему свиристелей и воробьев. Грузный немолодой священник возится в церковном саду, собирает осенние розы, пряча улыбку в бороду. В окне салона белокурая парикмахерша колдует над чьими-то непослушными локонами. В окне автобуса две сестры, сдвинув головы, жарко спорят. Деревянная лодка отчалила прочь от берега, повезла на ту сторону маленькую семью. В закатном солнце играют брызги фонтана на привокзальной площади. Вспыхнули фонари на огромном длинном мосту. Все! Карточка заполнена.