Биографическая справка
Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, известный военный деятель и геодезист, генерал-лейтенант, доктор военных наук и доктор технических наук, скончался в августе 1956 года.
Несмотря на преклонный возраст, М. Д. Бонч-Бруевич до последних дней сохранял ясность ума и отчетливую память и не только не уходил на отдых, но продолжал вести большую научную работу в Московском институте геодезии, аэрофотосъемки и картографии, который когда-то окончил.
Родившись в 1870 году в семье топографа, М. Д. Бонч-Бруевич получил образование в бывшем Межевом институте, Московском университете и Академии Генерального штаба.
До революции он являлся одним из выдающихся и образованнейших генералов царской армии. Занимал ряд штабных должностей вплоть до должности начальника штаба армий Северного фронта. Преподавал в бывшей Николаевской военной академии и много лет сотрудничал с известным военным теоретиком генералом М. И. Драгомировым, участвуя в переработке составленного им «Учебника тактики».
После февральской революции М. Д. Бонч-Бруевич был избран членом Исполкома Псковского Совета рабочих и солдатских депутатов. Во время корниловского мятежа, будучи главнокомандующим войсками Северного фронта, способствовал срыву мятежа.
Во время Октябрьской революции М. Д. Бонч-Бруевич твердо стал на сторону Советской власти, был назначен начальником штаба верховного главнокомандующего и работал с первым советским главкомом Н. В. Крыленко.
В феврале 1918 года Владимир Ильич Ленин вызвал М. Д. Бонч-Бруевича из Ставки и поручил ему оборону Петрограда от немцев, вероломно нарушивших перемирие. Вскоре он был назначен военным руководителем Высшего Военного Совета. Летом 1919 года М. Д. Бонч-Бруевич по предложению В. И. Ленина возглавил полевой штаб Реввоенсовета Республики.
Вернувшись в 1920 году к своей геодезической специальности, М. Д. Бонч-Бруевич в течение ряда лет находился в распоряжении Реввоенсовета Республики, выполняя отдельные ответственные поручения.
М. Д. Бонч-Бруевич — автор ряда военных и геодезических трудов.
Моему молодому читателю
За год до первой мировой войны в России с огромной помпой было отпраздновано трехсотлетие дома Романовых. Через четыре года династия полетела в уготованную ей пропасть. Я был верным слугой этой династии, так как же случилось, что я изменил государю, которому присягал еще в юности?
Каким образом я, «старорежимный» генерал, занимавший высокие штабные должности в императорской армии, оказался еще накануне Октября сторонником не очень понятного мне тогда Ленина? Почему я не оправдал «доверия» Временного правительства и перешел к большевикам, едва вышедшим из послеиюльского полуподполья?
Если бы этот крутой перелом произошел только во мне, о нем не стоило бы писать, мало ли как ломаются психология и убеждения людей. Но в том-то и дело, что я был одним из многих.
Существует ошибочное представление, что подавляющее большинство прежних офицеров с оружием в руках боролось против Советов. Но история говорит о другом. В пресловутом, «ледяном» походе Лавра Корнилова участвовало вряд ли больше двух тысяч офицеров.
И Колчак, и Деникин, и другие «вожди» белого движения вынуждены были проводить принудительные мобилизации офицеров, иначе белые армии остались бы без командного состава. На службе в Рабоче-Крестьянской Красной Армии в разгар гражданской войны находились десятки тысяч прежних офицеров и военных чиновников.
Не только рядовое офицерство, но и лучшие генералы царской армии, едва немцы, вероломно прекратив брестские переговоры, повели наступление на Петроград, были привлечены к строительству вооруженных сил молодой Советской республики и за немногим исключением самоотверженно служили народу.
В числе русских генералов, сразу же оказавшихся в лагере Великой Октябрьской революции, был и я.
Я не без колебаний пошел на службу к Советам.
Мне шел сорок восьмой год, возраст, когда человек не склонен к быстрым решениям и нелегко меняет налаженный быт. Я находился на военной службе около тридцати лет, и все эти годы мне внушали, что я должен отдать жизнь за «веру, царя и отечество». И мне совсем не так просто было прийти к мысли о ненужности и даже вредности царствующей династии — военная среда, в которой я вращался, не уставала твердить об «обожаемом монархе».
Я привык к удобной и привилегированной жизни. Я был «вашим превосходительством», передо мной становились во фронт, я мог обращаться с пренебрежительным «ты» почти к любому «верноподданному» огромной империи.