Накачивали водочкой и Юрасика: этого, немытого, не мешало как следует продезинфицировать. Хорошо бы, конечно, не только изнутри, но и снаружи, однако жаль тратить на протирку и промывку спирт.
Где была их милицейская проницательность, куда делся многолетний опыт работы в правоохранительных органах, когда они «брали» этого замухрышку?
Неужели не в состоянии были с первого взгляда определить, что Риточка, их красавица, их умница, не могла иметь с таким ничего общего?
Ведь это не мужчина, а недоразумение. Одно слово — сморчок. Вот уж прокол так прокол. Нет, недостойны они высокого майорского звания!
Зато Юрасик был на верху блаженства: любил поквасить на дармовщинку. А тут еще впридачу закусь такая отменная — молодая телятина в собственном соку, да в неограниченном количестве!
Оказывается, и менты бывают хорошими людьми.
Просидели до вечера — не хватило.
Напросились с Ритой к ней в ресторан.
Она не отказала: готова была на все, лишь бы этот антисанитарный человечишко покинул квартиру. Завтра она устроит генеральную уборку, и братья как миленькие будут драить все, к чему прикасался сморчок.
Надо же — Георгий Васильевич Кайданников, полный тезка! А говорят еще, что имя определяет сущность человека.
Георгий! Победоносец! Да этот беззубый уродец если с каким змием и может сразиться, то разве что с зеленым.
В ресторане она организовала для своей троицы столик на отшибе, причем Юрасика засадила в самый затененный утолок, чтоб не шокировал посетителей.
А братья — пусть останутся на виду. Они хорошо смотрятся. Глянь-ка, Сергей Сергеевич, на простых милиционеров из глубинки, которые прилюдно отлупили твоих натасканных парней! Вот какие у Маргариты родственники, им палец в рот не клади… У тебя, папик, своя мафия, у нас — своя.
Ольгу Маргарита сегодня отпустила домой: зачем толочься вдвоем на одном пятачке!
С посетителями, как обычно, была любезна и предупредительна, с Нодаром как всегда обменялась парой дружеских реплик, с Сергеем Сергеевичем держалась прохладно и иронично, представляя, как уязвило его утреннее происшествие с сыщиками.
Ни она сама и никто другой не знали еще, что нынче — последний рабочий день Маргариты Александровны Солнцевой.
…Долго ли, коротко ли, но Юрасику вдруг захотелось петь. И плясать. Душа у него была такая, нежная и музыкальная.
— Р-разойдись! — заливисто пропищал он и вышел на середину зала. — Эх-ма, тру-ля-ля!
В наступившей тишине отбил несколько тактов чечетки и отчетливо прогундосил:
Бориса и Глеба, изрядно набравшихся, тоже подмывало проявить себя в вокале.
Они покинули свои места и, отодвинув Юрасика в сторону, заняли самый выгодный участок «сценической площадки», откуда их было видно всем. Обнялись и застыли, похожие на массивный гранитный монумент.
— Три-четыре, — скомандовал старший, и близнецы слаженно грянули — но не похабное, а боевое и патриотическое:
Назревал скандал.
Нодар Отарович, покрывшись холодным потом, метался по своему заведению. Он не знал, что предпринять.
Эта безумная троица сейчас распугает всех гостей. Надо бы дать сигнал вышибалам, чтобы непрошеных артистов убрали отсюда, но… Их привела Маргарита Александровна, и они, кажется, даже состоят с ней в родстве.
Обойдись с ними непочтительно — она рассердится. Тогда и Сергей Сергеевич по головке не погладит!
Тем временем Борис, Глеб и Юрасик, уже все втроем, водили хоровод и голосили:
Кайданникова-второго, как самого легкого, водрузили на пустующий столик, прямо на крахмальную скатерть, и он вдохновенно махал там грязными руками, изображая умирающего лебедя.
— Где Маргарита Александровна?! — шипел в лицо каждому из подчиненных обезумевший Нодар.
— Не знаем, — отвечали официанты.
— Не видали, — пожимали плечами повара.
— Только что была тут, — недоуменно переглядывались девочки.
Нодар выскочил в игорный зал — не стоит ли Рита по обыкновению возле одного из столов?