Наверное, Катя почувствовала на себе трезвый, оценивающий взгляд Федора, захотела узнать, что он о ней думает, и спросила, рад ли он, что снова в Москве.
— Еще бы! Стосковался по театрам, музеям!
— Помнишь, как мы бегали на премьеры, на художественные выставки, на концерты? Ты не жалеешь об этом времени? — многозначительно спросила Катя.
Катя бросала в Федора свои фразы — такие упругие резиновые мячики, — чтобы заставить его раскрыться, высказать свои чувства, но видела, что ее фразы-мячики безрезультатно отскакивали от брони замкнутости и отчужденности, в которую был закован Федор, он отвечал уклончивыми, ничего не значащими словами.
— Студенческие годы… Это самое светлое время в моей жизни.
Тогда Катя высказалась более определенно:
— А обо мне ты вспоминал в своей глуши? — и посмотрела на него пытливо и ожидающе.
Федор вынужден был ответить на ее прямой вопрос.
— Разве тебя это интересует?
— Интересует — не то слово…
— Откровенно говоря, старался не вспоминать.
— Жаль.
— Почему?
— Мне было бы приятно знать, что ты не сердишься на меня, думаешь обо мне так же, как и прежде.
— Слова, слова, Катюша. Ты все такая же лукавая, скользкая. Ну а ты-то как живешь? Счастлива?
Катя грустно и виновато посмотрела на Федора и вдруг заговорила серьезно, горячо:
— Хорошо. За откровенность — откровенно. Как ты думаешь, может ли быть счастливой женщина, которую ежедневно поднимает будильник, и, невыспавшаяся, часто не позавтракав, так как времени на завтрак не хватает, она выходит из теплой квартиры, сломя голову бежит к автобусной остановке, а потом восемь часов стоит за кульманом и изо дня в день делает одно и то же: считает какие-то дурацкие железобетонные балки? И так неделя за неделей. Месяцы. Годы!
Вот как я живу. А молодость проходит… И я спрашиваю: неужели вся моя жизнь пройдет серо, скучно, неинтересно?
Исповедь Кати удивила и взволновала Федора: почему она так откровенно, искренне рассказывает ему о своих трудностях? Неужели у нее нет близкого человека, которому она могла бы все это сказать? Наверное, она не счастлива! Но почему? Все, о чем она говорила, пустое, это не может быть причиной ее неудовлетворенности жизнью: это обыкновенная жизнь, так живут все. Наверное, она не нашла счастья в замужестве — в этом дело!
Мысль эта вызвала в нем не жалость к Кате, а грустное чувство своей правоты: он ведь наперед знал, что Костя Осинин не тот человек, который ей нужен! Значит, она вышла замуж не по любви и теперь расплачивается за это. Но Федор не был уверен, что догадался о настоящей причине Катиной драмы, и спросил:
— Я не совсем понимаю, почему жизнь тебя не удовлетворяет. У тебя красивый муж, интересная работа, живешь ты в столице. Да тебе позавидовали бы многие! Скажи, чего же недостает тебе, чего же ты хочешь?
— О, я хочу очень многого! Но это недостижимо, несбыточно, как мечта, — вздохнула Катя.
— Просвети же меня. Может быть, я заблуждаюсь и впустую трачу свою жизнь?
Катя ответила не сразу. Она показала Федору место, где стоял дом с мезонином в уже не существующем Кречетниковском переулке. Теперь здесь возвышались огромные дома, похожие на раскрытые книги.
— Когда я бываю здесь, у меня возникает какое-то странное чувство, будто я брожу по пепелищу… Здесь был дом, в котором я родилась, улицы, на которых выросла. Это была моя родина, как у тебя Улянтах в Сибири… Теперь ничего этого нет…
Они свернули с проспекта, пересекли старый Арбат и вышли на Сивцев Вражек. Катя сама взяла Федора под локоть и стала говорить:
— Прежде всего я хочу уехать из мерзкой квартиры, где живу. Я задыхаюсь в ней от тесноты, от вида дешевых обоев и убогой мебели, от постылых лиц и одних и тех же нудных разговоров моих домашних, от которых мне некуда укрыться.
— И ты воображаешь, что новая квартира разрешит все твои жизненные проблемы? — удивился Федор, услышав от Кати совсем не то, что ожидал.