Удар, удар, удар.
Рен бросился на полицейского. Это не было похоже на драку. Скорее на месиво разлитое по площади.
Содержимое желудка рвануло наружу, Рен получил резиновой дубинкой в живот. Он скрючился и отлетел назад. Кто бил? Свои? Чужие? Не возможно было разобрать.
Ларри схватил друга и выкинул в сторону Анет. Девочка не могла его удержать, Рен рванулся вперед не успев прийти в себя, не начав дышать. Туда же, в мясорубку.
Анет прилетел сильный удар в затылок, больно.
Полицейский уже сдавливал кадык Рена гибкой дубинкой. Другой бил парня в живот, пока на нем самом повисал какой-то мужик, таща порванную курту вниз.
Ларри едва вернувший равновесие после нескольких десятков хаотичных ударов схватил полицейского за голову и повис на нем,как макака. Он громко кричал, по его виску стекала свежая горячая кровь, смешиваясь с разбросанными дредами.
Запах пороха, запах горящих покрышек, слезоточивый газ, кровь, крик, пот, холод.
Ларри упал, вязкая красно-коричневая слизь залила асфальт. Рен грохнулся на колени, но тут же вскочил. Кто-то достал пистолет и начал стрелять без разбору. Две– три пули пробили грудную клетку. Ларри брыкался, захлебываясь пенящеейся кровью.
Глава 12
Тонкая рука вцепилась в ледяные, полумертвые пальцы Рена. Слезы, подобные лаве, выжигали обветренную кожу. Поток жесткого воздуха разбивался о хрупкое лицо, разрезая губы, подобно разбитому стеклу. Время будто не существовало в этом месте, его убила боль. Вездесущая, адская боль, она была повсюду. Сам мир был потоком боли. Крики, взрывы, свист сирен, плач, звук ударов– все слилось в единый стон.И этим стоном была Анет.
Она бежала, так быстро, как никогда раньше. А когда остановилась, рядом была лишь тьма и пустота, застывшая в глазах Рена.
Тело, подобное раскаленному металлудрожало в объятьях подвального холода. Мертвая сытость заглушила все звуки мира, оставив лишь боль, пробиравшую до костей. А девочка все сжимала тонкие пальцы.
– Ее больше нет,– ледяной голос парня превратил воздух в миллионы осколков, вонзившихся в барабанные перепонки.
– И его тоже,– все продолжал он. А стекло превращалось в сталь.
Черная капля грязи вонзилась в гнилой пол, и Анет выдохнула, вся горечь ее сердца, вся кровь, что сочилась слизью где-то в глубине вдруг растворилась в истошном крике Рена, в воде, хлынувшей из глаз.
Звук открылся потоком чего-то ныне невиданного, пугающего, опустошающего, что вырвалось из хрупких тел, подобно последнему выдоху. И стало неважно, будет ли вдох.
Поток слепящего света, как клинок, вонзился в плоть и выжег остатки чувств, выел их, вырвал с корнем, даже боль и страх разбились. Лишь пустота внутри росла и пожирала хрупкий универсум.
Свет исчез, и тьма загустела, стала камнем. А там, в глубине, подобно пятну на старой, испорченной пленке, проявился Коил. Гладко выбритый. В пиджаке и галстуке, пропитавшемися сигаретный дымом.
Он смотрел. Глаз его не было видно, но Анет знала, он смотрит. Не знала только ни сошла ли с ума. А видение село рядом. И сам мир в тот миг замолчал.
Тишина дрожала от тихого дыхания. Анет не взглянула на Рена, когда тот положил ей тежелую голову на плечо. Холодные волосы, пропитавшиеся потом и сажей почему-то пахли еще и бензином. Или это с улицы?
Девочка подогнула под себя ноги, она не сказала ни слова, но это не имело значения. Серые пряди волос легли на костлявые колени девочки. Худая ледяная рука зарылась в грязные, плохо прокрашенные, темные корни,немного маслянистый, мягкие и ледяные. Они касались ее грубой кожи, едва различимые кончиками пальцев.
– Он уснул?– почему-то спросил Коил.
– Да,– почему-то ответила Анет.
Усмешка Коила, истерически– печальная, эхом разнеслась по одинокой темноте подвала.
– Он просто устал. Он потерял сестру, он потерял друга, он устал,– едва различимо произнесла девочка.
– А ты?
– Я…– Анет ненадолго закрыла глаза,– Я тоже устала. Но я не хочу спать.
– Почему?
– А вдруг, когда я проснусь, ничего уже не будет. Я открою глаза в своей кровати, мама приготовит мне завтрак и даст с собой в школу яблоко.
– Разве это плохо?
– Это ужасно. Ведь сны исчезают, а Ларри не должен исчезать.
– Ларри…– Сухие губы Коила мучительно сжались.
– Он мерт, – просто сказала Анет с печальной улыбкой.– Но он существует,– добавила она.
– Разве если это сон, то его больше нет. Ведь он все равно лишь воспоминание.
– Ты помнишь свои сны?
– Не много, но этот я бы запомнил.
– А я не помню. Порой просыпаюсь с хорошим настроением, а что снилось не знаю. А если знаю, то забуду все равно, – Анет замолчала, по ее щеке скатилась обжигающая слеза, и боль родилась вновь.