Вера, недолго думая, собрала вещички и поехала из города ко мне в имение. Либо настолько была уверена, что я её возьму, либо настолько безвыходным было их с матушкой положение.
Химические формулы, которые могли мне понадобиться для производства косметики на основе продуктов пасеки, я точно не знала, но предполагала, что это должен быть глицерин, либо какая-то кремообразная основа, в которую можно ввести активные компоненты, и добавить что-то в качестве консерванта.
Поэтому и вопрос задала про глицерин и про то, что может сохранять продукт от того, чтобы он не испортился быстро, и не навредить. Есть ли уже возможность применять «безвредное», побоялась пока рассуждать об антиаллергенном, потому как не знала точно, было здесь уже это открытие или нет.
Отчаянье в глазах химика Веры вдруг сменилось восхищением:
— Это потрясающе!
И девушка пустилась в объяснения, объясняя, что и в какой последовательности надо делать. Звучало весьма професионально.
— Хорошо, Вера, я вас беру, — сообщила я, и Вера Евстафьевна вздрогнула, потому что не ожидала, наверное, что возможны варианты, — платить вам буду двадцать пять рублей, питание и проживание бесплатно.
Сказала Вере, что пока могу выделить ей комнату на первом этаже:
— Там можете разместитьься с матушкой, а к осени, возможно, удастся построить дом, в котором можно будет получить жильё пошире.
— Что вы, Фаина Андреевна, — неожиданно произнесла Вера, — для меня и так счастье любимым делом заниматься, да ещё и деньги за это получать.
В общем мне так хотелось прочитать письма, что я отправила Веру размещаться, а место под лабораторию пообещала ей показать позже.
Вера тоже мне передала письмо от Раисы Леонтьевны. И я поняла значение рекомендательных писем. Раиса Леонтьевна ручалась за Веру Евстафьевну. И брала на себя финансовую ответственность, если та вдруг за месяц не подойдёт на должность.
Посмотрела на письмо от Алексея Порываева, но всё-таки любопытство пересилило, и я первым делом вернулась к письму от мадам Жировой.
Письмо было написано красивым твёрдым почерком. Особую твёрдость придавали круглые, чётко вырисованные, гласные. И мне казалось, что Евдокия Николаевна писала письмо сама, своей рукой.
«Должно быть сильный характер у женщины,» — подумала я, и удивилась, как-то не согласовывалась у меня женщина с таким характером и Дмитрий Алексеевич.
«Фаина Андреевна, здравствуйте,
Рада, что вам удалось поправить здоровье. Дмитрий Алексеевич, мой жених, помогал вам сколько имел возможности, и я надеюсь, что вы, уехав из Санкт-Петербурга пока больше не претендуете на его внимание.
Высылаю вам вексель, который оставался у Дмитрия Алексеевича после недолгого общения с вашей предприимчивой матушкой. Мне неизвестно, есть ли ещё открытые вексели у других кредиторов, но касательно этого, теперь вы ему ничего не должны и поводов встречаться у вас больше нет.
Жирова Евдокия,
Свитная фрейлина императрицы»
Стало неприятно, но не потому, что Евдокия Николаевна не хотела, чтобы я встречалась с бывшим «сердечным другом», это-то как раз мне было понятно и отторжения не вызывало, Почему-то казалось, что Евдокия Николаевна может быть старше Воронова, и может быть не так молода, как Фаина и, зная любвеобильный характер будущего мужа-красавца, решила заранее подстраховаться.
Неприятно стало из-за того, что, видимо матушка Фаины, занимала огромные суммы, и укатила в Париж, скорее всего не погасив векселя. А это значит, что когда у меня появятся деньги, то ко мне обязательно придут.
Или ещё хуже, кто-то выкупит все и начнёт меня шантажировать.
Отвечать не стала, мне показалось, что она, возможно ответа и не ждала, ей просто важно было обозначить «границы».
В письме от Раисы Леонтьевны была информация и про Веру, и про доктора для Поли. Про Веру Раиса Леонтьевна написала, что та после учёбы какое-то время жила в Петербурге, работала в одной химической лаборатории, и там что-то произошло то ли утечка какого-то ядовитого газа, то ли взрыв, а только погибло несколько человек, после чего «нашли» на кого свалить. В общем крайней оказалась Вера и была вынуждена уволиться, а потом умер её отец и пришлось переехать в Екатеринбург, а здесь не столица, и вот, с каждым днём ситуация ухудшалась, пока наконец несчастные женщины дворянки не остались без крова над головой.