Что я такое?
Почему, когда я хочу быть кроткой и доброй, сердце мое вдруг переполняется злобой и тоской? Почему я не терплю узды над собой, и малейшее запрещение возбуждает мою непокорность и заставляет меня делать назло? Говорят, мои родители, которые были убиты грозой в горах в одну из прогулок, мои родители-горцы из аула Бестуди, принявшие христианство и обрусевшие в доме дяди, были кротки, веселы и простосердечны, как дети. Говорят, я похожа на отца, но только лицом... Говорят, характер у меня в дедушку Хаджи-Магомета, который изредка наезжает к нам в Гори и так балует и ласкает меня... Во мне течет кипучая кровь моих предков - лезгинов из аула Бестуди и, странно сказать, мне, приемной дочери князя Джаваха, мне, нареченной и удочеренной им княжне, более заманчивым кажется житье в сакле, в диком ауле, над самой пастью зияющей бездны, там, где родилась и выросла моя черноокая мать, нежели счастливая, беззаботная жизнь в богатом городском доме моего названного отца! Да, отца, потому что, когда я осиротела так внезапно, дядя поклялся заменить моих родителей и заботиться обо мне до конца жизни, несмотря на то, что у него уже была тогда приемная дочь, которую он любил всей душой, всем сердцем. Эта приемная дочь - Люда, лучшая... нет, единственная подруга безвременно умершей родной дочери князя Георгия - Нины, та самая Люда Влассовская, которой Нина посвятила в своем дневнике многие страницы, исполненные горячей любви и бесконечной дружбы...
Я завидую Люде. Она испытала столько, сколько другая не переживет за всю жизнь. Но больше всего завидую я ей в том, что она знала так близко ту Нину, образ которой я беззаветно люблю.
Хорошая, дорогая Люда! Сколько лет прошло с тех пор, как Нина переселилась в лучший мир, а Люда до сих пор не может удержаться от слез, когда говорит про нее... Она, Люда, утверждает, что, очевидно, судьба связала ее с Ниной, судьба подсказала ей принять по окончании института место на Кавказе, судьба помогла случайно встретить князя Георгия, который стал ей отцом и другом, сделал ее своей приемной дочерью...
Это ей, Люде, в самом начале своего пребывания на Кавказе удалось убедить моих родителей принять христианство... Разгневанные лезгины, во главе с муллой, чуть было не убили ее за это, но добрая Люда не помнит зла...
Как счастлива должна быть Люда, что на ее долю выпало пережить столько!..
Впрочем, сегодня и я, переживая потерю Смелого, все-таки чувствую себя неожиданно счастливой... Я испытала грозу в горах, такую же грозу, от которой погибли мои отец и мать... Я была на краю гибели и видела Керима... Жаль Смелого!.. Жаль бесконечно, но без жертв обойтись нельзя... Чтобы видеть Керима, этого страшного для всех удальца-душмана, можно пожертвовать конем...
Видеть Керима, за поимку которого назначена сумма, на которую можно завести целое хозяйство зажиточного грузина, - Керима, для которого широко раскрыты двери горийской тюрьмы, и я видела этого героя-абрека, говорила с ним! Он подарил мне бесценный подарок, он обещал придти... "Жди меня в гости, княжна!" Так он сказал на прощанье...
О, славный, бесстрашный джигит Керим! Как бы я хотела быть хоть отчасти на тебя похожей! Почему я не мальчик! Не мужчина! Если бы я была мужчина! О! Я сорвала бы с себя эти девичьи одежды, без сожаления остригла мои черные косы и, надев платье джигита, убежала бы в горы, к Кериму. Я сказала бы ему:
- Позволь мне остаться с тобой! Я знаю, что ты не проливаешь человеческой крови, что ты берешь пешкеш только с тех, кто нажил свои деньги нечистым путем. Ты сказал так, и я верю тебе! Возьми меня к себе... Я люблю горы, люблю бездны! Я презираю опасность! Я умею джигитовать и целые сутки могу провести в седле! Я хочу быть абреком и джигитом! Я хочу жить в горах. Моя кровь кипит, желая подвигов. Тихие долины Карталинии с их зелеными виноградниками и кукурузными полями не для меня, пойми! О, храбрый, отчаянно смелый Керим! Придти в Гори, в дом князя Джаваха, когда этот князь мог арестовать его и бросить в тюрьму! Разве это не смелость?!
Не помня себя, я вскочила на ноги, совершенно забыв о том, что доктор предписал мне полный покой, и, подбежав к окну, распахнула его настежь... Чудная, мягкая и нежная, как бархат, ночь вошла в мою комнату запахом роз и магнолий... Воздух, разряженный грозой, стал чист и свеж, как хрустально-студеная струя горного источника...
Прекрасная звезда Востока одиноко сверкала в темном небе горящим алмазным оком... Чинары и каштаны перешептывались в саду, и в их дружном шепоте мне слышалось какое-то чудесное старое сказанье... А где-то вдали, за извилистой Курой, печально и сладко, серебряной трелью заливался соловей...
"Жди меня в гости! Жди меня! Жди меня!" - слышалось мне и в серебристой трели, и в шепоте вековых чинар, и в аромате роз и магнолий.
"Жди меня!" - повторяли каштаны старого сада.
"Жди меня!" - сверкала ослепительно яркая звезда Ориона.
- Да! Да! Я жду тебя, Керим! Я хочу быть такой же смелой и отважной, как ты! - хотелось мне крикнуть в темноту ночи. - Научи меня этому, Керим, и, клянусь тебе, ты не пожалеешь своих трудов. Нина бек-Израэл клянется тебе!
Прошептав бессвязную речь засохшими от жара губами, я снова юркнула в постель... Сердце мое билось... Голова горела. У меня была тайна, тайна знакомства с Керимом, и я гордилась ею - моей первой серьезной тайной, неведомой самым близким, дорогим людям.
Моя первая важная тайна и радовала, и беспокоила меня.
Глава вторая
ЛЮДА. ОТЕЦ. ПРИЯТНЫЙ СЮРПРИЗ.
Далекие горы утопали в розовом мареве предутреннего света... Мулла-муэдзин* давно прокричал свой гортанный призыв с минарета**... Дневные цветы жадно раскрылись навстречу солнечному лучу... Из азиатской части города, оттуда, где на базаре закипала обычная рыночная суета, долетали крики и говор, характерный восточный говор кавказского племени.