Глава 1
Прошел год, как я сбежала от своих опекунов. В деревне устроилась на свиноферму. Это был тяжкий труд, но меня это не пугало. Мне нравилось жить в деревне. Я восстановила бабушкин дом, завезла в него новую мебель, и чувствовала себя вполне счастливо.
Конечно же, я думала о том, что мне нужно получить образование. Но пока я не имею доступ к деньгам об образовании можно забыть.
Но я не тратила те накопления, которые перечислялись каждый месяц на карту. Мне хватало с лихвой и зарплаты.
Адвокат, буквально пару дней назад, сообщил очень радостную новость. Я, наконец-таки, свободна. От опекунов. Мы год судились. Они доказывали, что я ничтожество, которое не может жить самостоятельно, хотя мне давно было за восемнадцать. Мы же доказывали, что я уже давно самостоятельная девушка, которая сама отвечает за свою жизнь. Ко мне, в деревню, чуть ли не каждую неделю, приезжала проверка, то как я живу, чем питаюсь, где живу, чем зарабатываю. И по истечении года, суд принял мою сторону. Мое ликование было беспредельным. Такой свободы я еще никогда не чувствовала.
Моя жизнь шла своим чередом. Пока в один из вечеров ко мне не вломился истекающий кровью незнакомец.
Я сидела, как обычно вышивала, когда услышала, как Рекс разрывается, чуть ли не снося будку. Я выглянула в окно. Но было темно, и я, конечно же, ничего не увидела. Беда российский сел - это отсутствие уличного освещения. Вообще. Поэтому, у каждого тут был фонарик. И не один. И разных диаметров.
Потому что, на свиноферму надо было идти к четырем часам утра, когда еще темно. Только и видно, как ближе к утру, по всей деревне маячатся огоньки от фонариков. Люди идут на работу.
Я подумала, что Рекс снова увидел Боню. Это моя кошка. Нашла как-то ее возле трассы, когда ходила в лес гулять. Она была еще котенком, со сломанной лапкой и раной на животике. Ее попросту выкинули из машины. Я ее к себе забрала. Месяц мы, вместе с ветеринаром, который нам на ферме помогал со свиньями, выхаживали этот непонятный комочек шерсти. И через месяц, она стала ходить, то что это девочка, Костя (это наш ветеринар), сказал в первый же день, когда я к нему влетела в кабинет с большими от страха глазами. Также Костя сказал, что она породистая. Правда помесь. Но благородная кровь в ней явно перевешивает. Она была почти вдвое больше обычных котов, при этом у нее были кисточки на ушах. Ну точно мейн-кун в чистом виде. Но при этом хозяйку признала только во мне. К чужим она в жизни не подойдет. И Рекс к ней неровно дышит. Он прям трястись начинает, когда ее видит. А как визжит. Мне кажется, меня из-за него все соседи уже ненавидят.
Вот и в этот раз, я подумала, что Боня вернулась со своей прогулки. Но Рекс не унимался. А стал еще яростнее рычать.
Бабушкин дом находился на самой окраине деревни. Дальше был лес. Мне всегда Костя говорил, чтобы я переехала на более оживленную улицу, что животные с леса могут залезть во двор. Но у меня скотина была разве что куры, да утки. Но я так выстроила курятник, что туда даже не подкапаешься. Да и забор у меня был высокий со стороны леса, так что я не боялась.
Я решила выйти из дома посмотреть, почему так Рекс разрывается.
Не успев открыть полностью дверь, как на меня падает молодой человек, весь в крови, и теряя сознание он пробормотал:
- Помогите....
После этого он отключился.
Я в ступоре. И что с ним делать?
Паники, как такой не было. Кровь я уже видела. И я с ней работала. Когда -то, все лето, да и осень тоже, мы всем детдомом пошли волонтерами в военный госпиталь. Нас туда заслали, как показательное мероприятие, но там мы набились в волонтерами. Так и остались там. Там меня и научили, что кровь, раны - это то, что ты должна остановить, перевязать и дать обезболивающее. А не падать в обморок как кисельная барышня.
Кое-как дотащив его до гостиной, я уложила его на диван. Надо было рассмотреть раны.
Так, все лицо было сплошное месиво, на теле были две глубокие раны, руки были все в ссадинах, ноги были одеты в брюки, которые возле ступней превратились в лохмотья.
Вид был вообще не айс.
Взяв тазик с водой и тряпочку, я стала потихоньку оттирать кровь, чтобы точно знать масштаб бедствия. Когда я протерла лицо, я увиедал, что один глаз заплыл, на скуле красовалась рванная рана, губы были разбиты, бровь рассечена.
Разрезав майку, я поняла, что на теле не две глубокие раны. а четыре. Две побольше, две поменьше. Промыв все тело, я достала аптечку и вколола ему два кубика обезболивающего. Я понимала, что обработка ран будет, ой, какой неприятной процедурой.