Выбрать главу

— Кислый, подойди к первой.

Через несколько секунд за дверью послышалось глухое « Чё надо?»

Шпана, отодвинув рукою Шплинта, подошёл вплотную к двери и негромко стал объяснять невидимому собеседнику:

— Передай Герману, что наш Быня выйдет по его бригаде. Да, нарядчику сможешь сказать, чтобы карточку перекинул?

— Сейчас отрядный пойдёт в открытую, через него передам.

— Харэ, давай…

Вернувшись на нары, Шпана, мельком взглянув на Вадима, поинтересовался:

— Чё сидишь как истукан, Валера? Сон интересный приснился? Перевариваешь?

Вадим понимал, что отмалчиваться постоянно у него не получится. Выдавать себя за Валеру, не зная ничего о его жизни, характере, положении в этом тюремном обществе, тоже не получится. Лучший вариант — косить на провал в памяти, что Вадим и сделал:

— Ничего не понимаю, — сказал он, удивившись собственному голосу. Откуда то изнутри организма вырывался рокочущий бас. Полный такой животной силы, что Вадим даже поперхнулся от неожиданности. — Кто я такой. Что здесь делаю? Ничего не понимаю…

— Чё, гонишь что ли? В дурку решил съездить? — С насмешкой спросил Шпана, настороженно присматриваясь к нему.

— Да не гоню я! — Рявкнул Вадим неожиданно громко и с каким то волнением и надрывом. — Говорю же ничего не помню!

В камере мгновенно наступила тишина, все головы повернулись к Вадиму. В их взглядах любопытство было смешано с каким то непонятным испугом.

— Ты, Валера, не волнуйся… и, главное, не психуй. — Шпана положил ему руку на плечо. — А то мы тебя знаем. Распсихуешься, куда мы тут гаситься будем? Тут речки нет! — Добавил он с улыбкой. Его поддержали подобострастно — угодливыми смешками.

— Да я и не психую. Просто не помню ничего… Какая речка? О чём ты?

— Ты чё, в натуре ни хрена не помнишь?! Подожди! Карташ! Вы вчера случайно с Бурым ничего не пили? Может таблетки какие попробовали или курнули чего? Я видел, вы на съёме о чём то шушукались в загоне…

— Не, ты чё, Вова, — сидевший на постели слева от Вадима крепкий с виду мужик помотал стриженой налысо головой. — С последнего этапа в механизацию наш земляк пришёл, тоже визовский, вот я Бурому и рассказывал последние новости, что от него слышал. А насчёт бухалова, — после того случая летом — Бурый вообще ни капли не пил, я слежу, да он и сам не хочет. Колёса и травку он никогда в жизни не употреблял. Тут чё то не то… Слышь, Бурый, а ты вообще ничего не помнишь? Нас то узнаёшь?

— И вас я не знаю, и как я здесь оказался не понимаю. А то, что я помню вот к этому, — Вадим обвёл рукой камеру, — никакого отношения не имеет. И почему я Бурый?

— Потому что фамилия у тебя Бурдаков. Да и вообще ты по жизни бурый, в смысле борзый, чуть что, — прёшь буром, как трактор. Напролом. А силой тебя Бог не обделил, за пятерых отмерил. Помнишь, как ты летом бухой всю нашу бригаду в речку загнал? И нас со Шпаной не узнаёшь? Мы с тобой уже три года пайку ломаем. Что ты вообще помнишь?

— Подождите. Какое сейчас число, месяц, год?

— Девятое, нет, уже десятое ноября восемьдесят второго года, — Шпана широко улыбнулся, сверкнув золотой фиксой, — мне до звонка ровно неделя осталась. Семнадцатого свалю от хозяина.

— Тысяча девятьсот восемьдесят второго года? — Переспросил Вадим, ошалело глядя на Шпану.

— Ну не восемьсот же, — хохотнул тот.

— Так вот… — Вадим выдержал паузу, лихорадочно прикидывая, что можно сказать, а что — нет. — Так вот, вчера у меня было 15 марта 2011 года. Мне было пятьдесят шесть лет. Офицер запаса, шестнадцать лет на пенсии, лежал в больнице в городе Витебске, готовился к операции по удалению камня в желчном пузыре. У меня была жена, с которой прожил более тридцати лет, двое взрослых детей. Последнее, что я помню, это как меня вкатили в операционную, сделали укол в вену и дали понюхать маску с наркозом. Проснулся здесь.

Вадим говорил негромко, но чувствовал, как его мощный бас наполняет собой всю комнату. Его слышали все сокамерники. Шпана смотрел на него с жалостью, как на больного. У Карташа отвисла челюсть. Он пару раз судорожно сглотнул, потом медленно протянул, растягивая слова:

— Ни хрена себе, как у тебя башню сорвало. Такое в натуре только под наркотой может померещиться. Офицер запаса, жена, дети… Какие дети, ты с малолетки отсюда не вылазишь! На свободе был один раз несколько дней и опять сюда…

— А вот этого я совсем не помню. Бурый… Валера… зона, ни малейшего проблеска…

— Подожди Карташ, — Шпана огляделся вокруг и рявкнул, — ну, хуля уставились! У нас тут свой базар… Слиняли все! Быстро!