Встал я тяжело, сразу почувствовав отработанную смену.
— Валентина Матвеевна, у меня к вам нижайшая просьба. Не говорите парню, что я побывал…
Сколько живу, столько и дивлюсь человеческим качествам разным. Подлец, дурак, хамло, выжига… Не спешите. Махонькая точечка может все перевернуть наоборот.
Наплел Эдик бригаде про родителей и автомобиль. Ложь, как говорится, в чистом виде. Да вот узнал я, что он четверых содержит, и стала эта ложь совестью. Стыдно ему про свою нужду сказать — вот и ложь. От совести она.
Из Эдиковой квартиры бежал я домой как нахлестанный. Будто звали меня криком-покриком. В переднюю ввалился шумно, с Марией не поговорил, есть пока не стал, умылся наспех… И в сыновью комнату.
Генка давно сделал вид, что ничего не произошло. Будто не было разговора про деньги. А про мать Весты мы умолчали. Пробегала тут овца, да из чужого сельца.
— Здорово, сынок!
— Здравствуй, отец…
Он в «комбайне» ковырялся. Этот «комбайн» сущая прорва. Как его Генка приобрел, так и возится с ним по сей день — хочет его поднять до высшего класса. Хотя машина ловит станции, вертит пластинки и записывает голоса, но, видать, Генка желает, чтобы «комбайн» ему еще кофе выдавал.
— Как физическое самочувствие?
— Нормально, отец.
— Как работа?
— Нормально.
— Как женитьбины дела?
— Нормально.
Это «нормально» я терпеть не перевариваю. Или еще «нормалек». Вроде как барана спросил и он в ответ пробекал. Может, в другое время я бы тоже чего бекнул, но теперь меня жгло другое.
— Как порешили с квартирой?
— Комнату снимем.
— А как Лидия Аркадьевна на это отозвалась?
— Неважно отозвалась.
— Ген, того…
Я закашлялся и зафыркал, как непрогретый двигатель. Это меня совесть корежила. Да с чего же? Прав ведь я, а не дед Илья. Неужели совесть с правотой не с одного корня растут? Неужели совесть с правдой не в согласии? Неужели совесть посильнее? Ох, Эдик, Эдик…
— Гена, я тут одну решалочку заново решил.
— Что, отец?
— Сколько денег-то нужно, говори…
Сын глянул на меня странно, сперва для меня непонятно. Да я сразу раскумекал этот взор — ждал он как бы тигра. Ну, не тигра — какой уж я тигр, — но поджарого вепря. А вползла медуза осклизлая.
— Спасибо, отец, не нужно.
И вперил взгляд в злополучный «комбайн», будто ничего и не случилось, будто и не приметил моего упадшего вида, будто и не перешагнул я через себя…
— Занял?
— Нет, не занимал.
— Чего у меня не берешь?
— Не надо, отец.
— Ты ведь просил.
— А теперь передумал.
— Обиделся все-таки…
Генка еще раз глянул на меня пронзительно, но теперь уж не как на медузу склизкую, теперь как на поджарого вепря, в которого не худо бы пальнуть из ружьишка. Короче, глянул свысока, шельмец. Это с чего бы? Злость меня обуяла, но, правда, на один недолгий момент.
Как я втолковывал сыновьям всю жизнь? Что легко добыто, то сразу забыто. Дитя, которое у родителей только берет, не спрашивая и не вникая, что и откуда, потом будет с тем же азартом брать у государства, поскольку уже привыкло. Вот и втолковал — смотрит на меня сын гордо, будто я милостыню предложил.
Но Генка бросил свой агрегат, подошел и поклал ладони на мои плечи. Усы, само собой, подрагивают, как у котенка. А глаза не то чтобы мокрые, но отсырели. Я, как известно, не девица, а мужик. Но, язви меня под сваю, тоже отсырел, и приятно ведь, когда сыновьи лапы свободно охватывают твои плечи.
— Ты прав, отец.
— Что я прав?
— Жизнь начинать надо с нуля.
— Хрен его знает, прав ли…
— Возьму только то, что сам купил.
— В комнате-то оставайся…
— Нет, отец.
— Ну а будет трудновато — скажешь?
— Скажу.
— Ведь не скажешь, усатая морда?
— Не скажу, отец.
Видать, я от радости крякнул. Малые детки — малые бедки, большие детки — большие бедки. А почему не так?.. Малые детки — малые победки, большие детки — большие победки. Мужика я вырастил, мужчину то есть.
А как воспитывал? Самоучкой. Книг-то нужных прочесть не довелось. Во главу угла положил вот что: дети за родителей не в ответе, но родители за детей всегда в ответе. А коли так, то лепи, и прежде всего душу. Думаю, что меж природой и родителями обязанности разложены примерно равно: природа дала ребенку тело, а родители должны вложить душу.
Но Эдик у меня из головы нейдет. Как выпадет Генке тоже колотиться по жизненным кочкам… Ведь помощи, шельмец, не попросит.