— Мария была ангелом, мы любили ее. Она всегда делала только добро. Михаил убил ее и должен ответить. То, что он сделал… нам это… очень не нравится.
— Убийца должен ответить! — выгнул грудь колесом Рихтер. — А то по вопросу мистера Бергмана мы голосовали, он важен, плучается, а Мария тогда что? Что же будет, если каждый будет расстреливать того, кто ему не нравится?
— Виноват, — пробурчал Сергеич. — Мне п…дец как жаль! Чесслово, мог бы — вернулся бы туда и все исправил. Но! Карина! Так больно было, так сердце рвалось, что ярость накатила. Простите меня! Я готов, наказывайте, да хоть руку отрубите вот эту, которой стрелял, но только не гоните! Вы — моя семья…
Всхлипнув, он затих. Подождав, когда Лиза переведет его слова, Эстер покачала головой:
— Не знаю. Кто как, а я не хочу быть в одной, х-м… семье с психом, который себя не контролирует. А если, мистер Горбачев, завтра ты на кого-то еще разозлишься?
— Нет! Я любил ее, понимаете? Любил! — невпопад закричал Сергеич и рванул футболку на груди.
Макс кивнул, и глаза его увлажнились.
— Предлагаю простить Михаила Сергеевича. Он показал себя преданным товарищем и отличным бойцом… Ну и другом. Нас мало, мы должны держаться друг за друга.
Меня разрывало от когнитивного диссонанса. Сердцем я не хотел изгонять Сергеича и всячески пытался этому воспрепятствовать, разумом понимал, что иного выхода нет.
— Против! — подняла руку Эстер. — Непредумышленное, в чем я сомневаюсь, убийство — преступление! Нарушение приказа лидера в военное время — трибунал. А сейчас все время — военное!
Как же запела эта милая улыбчивая женщина! Тоже, кстати, помолодевшая. Но она ведь права!
— Против! — Одновременно вскинули руки Рихтер и Бобби, и подошли поближе к Эстер. Все были вооружены, наши тоже. — Нельзя прощать убийство невинного!
Вот только разборок не хватало!
— Уберите оружие! — велел я. — Все уберите оружие. Да, Михаил Сергеич — мой… я мог бы назвать его другом. Но моя личная симпатия и его прежние заслуги никак не повлияют на результат голосования и коллективное решение. Если проголосуете, чтобы он уходил, он уйдет.
Сергеич рухнул на колени.
— Да лучше пристрелите! — Он пополз ко мне на коленях, окончательно разорвав футболку на груди, на грязных щеках пролегли дорожки слез. — На, стреляй, ну? — Потом повернулся к Эстер. — Да, виноват, заслужил. Ухо отрежьте, руку, почку… Стреляйте! Что же вы?
Он дышал часто и тяжело, глаза его безумно сверкали, и я понял, что убиваю его, хоть и оставлю в живых. У него не осталось силы сопротивляться, он все потерял. И вдвойне хуже оттого, что Сергеич признал свою вину: сам себя наказал, а теперь еще и мы его наказываем. Но иначе нельзя. Иначе получится, что у меня есть любимчики, которым закон не писан.
Если бы Сергеич быковал, матерился, сопротивлялся, мне было бы проще, а так сердце кровью обливалось.
Я посмотрел на Лизу. А что, если его обнулить?
Она будто прочла мои мысли, шепнула одними губами:
— Его слишком многие не любят. Не поможет. Нужно по-другому. — И сказала уже громче, удивив меня: — Против Горбачева!
И в ту же секунду я увидел уведомление:
Контролер Елизавета Авербух приняла в ваш клан «Безымянный» Михаила Сергеевича Горбачева.
Численность клана: 4.
Уже четверо. Не только в клане, но и против того, чтобы оставить Сергеича.
Но все же… Ай да Лиза! На словах — поддержка желания народа, на деле — резервный план спасения Сергеича. «Просмотр статуса членов клана» в описании — это же еще и отображение метки Сергеича на карте! А значит, я буду знать, что с ним да как! Если еще и связь с ним будет, да поподбрасывать ему в магазин всякое полезное… Черт, повторюсь, но ай да Лизка!
Тем временем голосование шло своим чередом.
— Сэр Гейч должен остаться! — воскликнул Эдрик возмущенно.
— Против! — подняли руки Киндерманны. — При всем уважении… Убийцу нужно изгнать!
Вика проголосовала «за», Рамиз пожевал губами и сказал:
— Хоть дед и расист, но мне Сергеич симпатичен. Человек он грубый, хитрожопый, но простой и понятный. За пазухой камня прятать не будет. Но понимаю, что простить его — это беспредел. Потому против. — Он отвернулся, чтобы не встречаться взглядом с боевым товарищем.
Скрепя сердце я зачитал приговор:
— Михаил Сергеевич Горбачев, община проголосовала против твоего присутствия в нем. Когда-то я разрешил тебе остаться до первого косяка. Сейчас тот самый косяк. Потому тоже голосую против. Мне очень жаль. Не держи зла.
Сергеич, в это время перешептывавшийся с Максом — очевидно, что о клане! — сделал вид, что потупился, плечи его поникли. Бывший боевой товарищ положил «Скорпион» в траву, подошел ко мне, обнял и дрожащим голосом проговорил: