Когда-то Амир допустил фатальную ошибку, рассчитывая, что я умру со вспоротым животом. Я не повторю его глупость!
Маша, все так же баюкающая Тетыщу, вскинула голову и взмолилась:
— Пощади. Просто оставь нас. Клянусь, что мы не будем тебя преследовать и как-то вредить тебе. Твой гнев вполне оправдан, и опасения тоже. Но Костя не такой, как они все! Он спас меня. Если бы не он, я бы сбежала, как Эля, и меня растерзали бы зомби. Он не кровожадный!
Так Элеонора может быть жива? Однако врачиха сейчас меня не интересовала.
— Про его якобы дочь Вику я байку слышал, — сказал я. — Но это не оправдывает убийства детей в «Кали» и помощь Папаше. Если Тетыща такой хороший, чего же он сидел под Папашей? Мог бы поднять восстание, а не помогать тому прокачиваться.
— Костя не участвовал в убийствах, можешь у людей спросить, которые из «Кали». Просто послушай, выводы сделаешь потом, Денис!
Подумав, я, не сводя дула «Скорпиона» с груди Тетыщи, хмыкнул:
— Ну, давай. Аж интересно стало, как вы собрались выкручиваться.
Интерлюдия 2
Константин
Мать его звали Наташей. Своему сыну она рассказывала, что его принес столичный аист и, помимо ее воли, сволочь такая, запихнул в форточку.
На самом деле, в паспорте Константина можно было выделить специальную графу с пометкой: «Made in Moscow». Его мать совершенно сознательно поехала туда за длинным… рублем. То есть с перспективным папиком в надежде на красивую жизнь и скорое замужество.
Папики в то время были трех категорий: номенклатура, спекулянты и воры. Наташе достался из третьей — папик оказался сидельцем со стажем, запер невесту в загородном доме и, угрожая расправой, водил к ней корешей.
Так длилось полгода. Потом хату накрыли менты, пленницу освободили, да, вот беда, она оказалась на четвертом месяце беременности.
Пришлось Наташе возвращаться домой в Кострому не на «Волге», а на электричке, пропахшей колбасой.
От отчаяния она налегла на алкоголь и запрещенку, а когда спохватилась, желая избавиться от ребенка, было поздно. На учет она нигде не становилась, думала родить втихаря и где-нибудь выродка притопить. Но тут нагрянула матушка, особа наглая и авторитарная, отправила дочь на детокс в наркологию.
В общем, Костя не только появился на свет вопреки всему, но и родился без патологий. Это можно было бы назвать везением, если бы не смерть бабки, которая его опекала. В итоге он оказался с матерью, жил в квартире, превратившейся в притон, и до пяти лет думал, что его зовут Заткнись.
Потом ему опять повезло: мамашу лишили родительских прав после того, как Костя с побоями попал в больницу, и его определили в детский дом, где стало хорошо. В отличие от большинства детдомовских детей, Костя боялся усыновления и вел себя, как волчонок, потому желающих на него не нашлось. Мать ему заменила пожилая воспитательница Нина Елизаровна, которая забрала мальчика к себе и воспитала как сына.
Мальчик не выделялся среди ровесников, учился с тройки на четверку и больше тяготел к точным наукам. Все в нем было обычным: рост, вес, способности, кроме одной маленькой детали: он не испытывал эмоции, они были напрочь отшиблены. Вместо радости — удовлетворение сродни сытости, вместо любви — привязанность, вместо страха — понимание нерациональности данного поступка. Цели он себе ставил не исходя из желаний, а по необходимости.
Надо учиться хорошо. Надо помогать Нине Елизаровне. Надо поступить в хороший вуз и заработать много денег.
А поскольку страх у него тоже был отшиблен, повзрослев и похоронив приемную мать, он без раздумий ввязывался в сомнительные мероприятия, где маячили быстрые деньги: купля-продажа машин, в том числе с темным прошлым, и недвижимости, игра на бирже, акции.
Он попал в струю, и в двадцать два года сколотил состояние на акциях. Тогда в Россию приходили крупные инвесторы, потом лавочка закрылась, и быстрые деньги закончились. Но он заработал достаточно, оброс квартирами в Москве и чувствовал себя неплохо.
В двадцать шесть у него все было замечательно: дом в Подмосковье, пять квартир, жена модель — ровно до дня, когда к нему не пришла незнакомая спившаяся старуха и не стала просить денег на прокорм маленькой дочурки. Женщина плакала, падала в ноги и каялась в том, что бросила его, Костеньку.
Впервые в жизни Константин испытал ярость и выставил мать за дверь.
Но заинтересовался фактом наличия сестры, которую с большой вероятностью постигла такая же участь, как его в детстве.
Сестра действительно была. Его мать родила в двадцать, ее — в сорок один от какого-то нерусского, которого депортировали из страны за хулиганство. Девочке на тот момент было пять лет, она воспитывалась в интернате.