— А как вы поступаете с этими письмами? — лейтенант указал на пачку разноцветных конвертов.
Пишем новые адреса и возвращаем почте, а она доставляет их по назначению.
— Но они запаздывают.
— Не по нашей вине.
— А письмо, возможно, ждут и даже с нетерпением.
— Бывает и так.
— Посмотрите, пожалуйста, нет ли письма Павловскому?
— Есть открытка, — бухгалтер быстро перебрала конверты. — Вот она.
— Если вы позволите, — лейтенант взял открытку. — Мы будем на Калининской и занесём.
— Пожалуйста, возьмите.
Рудницкий спрятал открытку в карман.
Простившись с бухгалтером, он кивнул головой немного обиженной недостаточным вниманием и потому холодно глядящей на него Лёле, и вслед за Кочетовым вышел из конторы.
— Он, товарищ майор, — обрадованно шепнул Рудницкий, когда они поднимались по лестнице.
— Да, многие приметы сходятся, — согласился майор.
— Но куда девались плащ и шляпа?
— Он их спрятал в чемодан. Значит чемодан у него пустой или в нём достаточно свободного места, чтобы спрятать там часть одежды. Факт, не лишённый интереса, запомним его.
Офицеры вышли на улицу.
Майор пробежал глазами полученную Рудницким в домоуправлении открытку. Какой-то дядя Шура, проживающий, судя по обратному адресу, в Сухуми на проспекте Бараташвили, сообщал, что он здоров и желает того же своему любезному племяннику и его верной супруге. Весь текст был написан красивым, но нетвёрдым почерком с частичным соблюдением правил старой орфографии.
— Видать из «бывших», — получив обратно открытку, заключил лейтенант. — До сих пор помнит, что слово «вера» когда-то писалось через ять.
— Нужен телефон, Алёша, — сказал Кочетов.
Лейтенант остановился.
— Телефон есть в домоуправлении, — напомнил он. — Хотелось бы где-нибудь в другом месте.
— Тогда на площади Парижской Коммуны, в аптеке, — предложил Рудницкий. — Тут рядом, пять минут ходу.
Они пошли дальше, на углу переждали, пока мимо пройдёт трамвай, и затем пересекли сквер, где под бдительным наблюдением мам и бабушек самые молодые зодчие города возводили замки из песка и энергичным визгом, а иногда и громким рёвом протестовали против поползновения соседа урвать часть строительной площадки или воспользоваться голубым ведёрком с белой ромашкой на боку.
Рудницкий остановился на тротуаре, а Кочетов направился в аптеку. На пороге его обдал присущий всем аптекам смешанный запах карболовки, йода и валерьяновых капель.
Майор отыскал глазами кабину, вошёл в неё и плотно прикрыл за собою дверь. Сунув пятнадцатикопеечную монету в аппарат и дождавшись протяжного гудка, набрал номер.
— Пятый, — услыхав телефонистку, коротко произнёс он.
В телефонной трубке что-то щёлкнуло, и вслед затем раздался знакомый голос:
— Полковник Чумак слушает.
Очень коротко, не называя имён, с явным расчётом на то, что полковник поймёт недомолвки, Кочетов доложил обстановку. В заключение, упомянув об открытке, попросил разрешения действовать.
«Скорость нужна, а поспешность вредна», — часто напоминал Чумак слова Суворова. Но когда требовали условия, решение он принимал без промедления.
— Добро, — согласился он. — Действуйте.
— Есть.
Кочетов повесил трубку на рычаг и вышел на улицу, где к нему тотчас подошёл Рудницкий.
— Приказ — действовать, — тихо произнёс майор, отвечая на вопросительный взгляд лейтенанта.
Лицо Рудницкого вспыхнуло, но он постарался взять себя в руки и торопливо зашагал рядом с майором.
«Горожане здорово перепутали карты Гарри Макбриттена, — между тем думал Кочетов. — Вот, наверно, бесился, когда узнал, что нужный ему дом снесён! Вместо того, чтобы явиться прямо по адресу, ему пришлось ехать в парк, заходить на стройку, наводить справки в домоуправлении. Знать, пообещали хорошо заплатить, если не испугался риска. А рисковать ему пришлось!.. Однако на что же он надеялся? Рассчитывал, что мы не нападём на его след? Такая беспечность мало вероятна. А что же тогда? Ведь он должен был постараться надёжно замести следы, чтобы иметь возможность, выполнив задание, вернуться в состав делегации и вместе с нею благополучно отбыть за границу. Объяснение для своей временной отлучки он, конечно, уже подготовил. Действует Гарри Макбриттен дерзко, но расчётливо. Пожалуй, он даже не станет отрицать того, что заходил к Рогулину. — Кочетов представил себе возможные ответы Макбриттена: — «Умер? Трудно поверить. Когда я прощался с ним, он был совершенно здоров». У Макбриттена всё настолько продумано, что обычный провал ему не опасен. Он и перчатки надел, чтобы провести дело без задоринки. Но так уже не получилось...»